Сцена — его мир, его дом!»
Постепенно выработался и определенный распорядок дня. С утра и до обеда Юра, как правило, крутился в театре. Потом мама выкраивала часок-полтора, чтобы отвезти его домой. Первое время необходимость оставлять даже еще не семилетнего ребенка одного дома серьезно беспокоила Леночку Владимирскую, но, убедившись, что Юра действительно не склонен ни к каким экзальтированным детским выходкам, а в самом деле много и увлеченно занимается на скрипке, она постепенно успокоилась. Кроме того, и добродушнейшая Аглая Степановна, одна из соседок по квартире, всегда с удовольствием готова была проследить за серьезным и симпатичным мальчишкой, разогреть ему ужин, приготовить чай.
Дом, в котором проживали Владимирские, по форме представлял идеально симметричную букву «П». Разумеется, между поперечными перекладинами-крыльями этого самого «П» размещался двор. Стараниями домоуправления и самих жильцов он был весьма благоустроен и ухожен. В центре располагалась красивая узорчатая беседка, слева — детская площадка с песочницей, качелями, какими-то замысловатыми горками, через газон с многочисленными цветочными клумбами были проложены аккуратные заасфальтированные дорожки. Естественно, зимой все это великолепие заносилось снегом. Но даже и тогда добросовестный и малопьющий дворник дядя Сева умудрялся придать двору весьма культурный и цивильный вид. В одну из зим середины пятидесятых жильцы при поддержке домоуправа предприняли беспрецедентную спортивно-культурную акцию. (Надо сказать, что населен был дом какими-то нетипичными для шумных и разнузданных коммуналок обитателями. Ни тебе бесконечных склок, ни мордобоя, ни выливания помоев на головы зазевавшихся соседей…) Так вот. Одно из воскресений энтузиасты провели с лопатами и метлами в руках, с изрыгающим струи воды шлангом — к концу дня во дворе был залит самый настоящий каток.
Первыми оценили свалившуюся на их головы радость малыши. Ближе к вечеру в свете раскачивающихся тусклых фонарей по льду скользили уже особы подростково-юношеской возрастной категории. Даже кое-кто из взрослых — особенно из занятых сидячей работой — с удовольствием разминал отсиженные на служебных местах мышцы и косточки.
Идиллия продлилась три-четыре дня. А потом о наличии шарового катка стало известно окрестной шпане. И началось. Первое время чужаки вели себя тихо. Но надолго их терпения не хватило. И вот уже завихрился мат-перемат, посыпались зуботычины, а кое у кого в руках начали поблескивать и ножички. В то время еще не было широко принято пасовать перед наглым хулиганьем и робко отсиживаться за закрытыми на все замки дверьми. Крепких мужиков, да еще с сохранившимися фронтовыми навыками, в доме хватало. Двух-трехминутное выяснение отношений — и держащая в напряжении всю округу и действительно опасная своей массовостью и стадным инстинктом пришлая шантрапа, утирая сопли вперемешку с кровью, но не переставая при этом выкрикивать самые жуткие угрозы, ретировалась с поля боя.
Ну а дальше что? Устанавливать ежедневное дежурство? Попробовали. Но жизнь есть жизнь с ее текучкой и повседневными заботами. Кто-то в вечер дежурства задержался на работе, кто-то уехал в длительную командировку, кто-то оказался нездоров… Воинственные гости, надо сказать, несмотря на все свои жуткие угрозы, так больше ни разу и не появились, по-видимому, полученный урок был достаточно впечатляющим. Но поди же знай! Так замечательное начинание, не продержавшись и месяца, как-то само собой завяло. Вновь весь двор заметало снегом, который добросовестный дядя Сева сгребал в огромные сугробы, оставляя для прохода лишь узкие тропинки.
И тот же неугомонный дядя Сева становился первым провозвестником наступающей весны. Еще не успевали дотаять последние сугробы, еще подмораживало в вечерние часы, а к утру весенние лужи затягивало прочной коркой льда, а дядя Сева — негласный председатель негласного клуба дворовых доминошников — уже стучал «со товарищи» костяшками домино по непросохшим столешницам. Поначалу терпеливые и морозоустойчивые участники этих турниров все еще кутались в зимние тулупы и ватники.
Но с каждым днем солнышко пригревало все больше и больше, и соответственно все более и более облегчалось «спортивное обмундирование» заядлых игроков.
Вот уже и первая малышня закопошилась в песочнице, и первая «полуподснежная» зелень появилась на газоне… А вскоре начали раскупориваться и распахиваться заклеенные наглухо на зиму окна.
Елена Владимирская, живущая в постоянном цейтноте, конечно же не в числе первых выбрала время, чтобы отодрать широкие бумажные ленты, удалить остатки клейстера и грязной прошлогодней ваты, которой были заткнуты щели в рассохшихся рамах, и начисто вымыть и протереть заляпанные дождями и снегом стекла. Но в конце концов свершилось! И все окна комнаты Владимирских — а они были огромны и располагались в объемном, чуть ли не метровой глубины, эркере — распахнулись навстречу весеннему воздуху. И, разумеется, с этой минуты Юрина скрипка зазвучала на весь двор.
— Тю, это что тут у нас еще за Паганиня выискалась? — Излишне образованный дядя Сева с искренним изумлением воззрился на открытое окно.
— Да это, вероятно, рыженький еврейчик, докторский сынок. Он с утра до ночи на скрипочке пиликает. — Сантехнику Гоше, обитателю полуподвальной каморки, увлеченному игрой, некогда было смотреть по сторонам; зажав в могучей лапе оставшиеся костяшки, он продумывал эффектный заключительный ход.
— Нет, это не докторский пацан. Они в левом крыле живут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14