Хотя по небу и плыли клочковатые серо-белые тучи, солнце, словно не обращая на них никакого внимания, поминутно прорывалось к земле веселыми, яркими лучами. Но теперь, когда он возвратился в тихую, опустевшую и сразу ставшую неуютной квартиру, за окнами мрачно громоздились плотные облака грозного сизого оттенка. Словно нарочно, чтобы опустить настроение Турецкого, и без того препаршивое, еще ниже нулевой отметки.
Бессмысленно побродив по пустым комнатам и заглянув на кухню, он с отвращением посмотрел на отмокавшую со вчерашнего вечера сковородку, торчавшую из раковины, и, ни минуты более не колеблясь, направился в прихожую. Черт с ним, с отпуском! Уж коли Иринка не позволила мужу посидеть с ней в палате подольше, мотивируя тем, что в ближайшие два часа она будет находиться под капельницей, остается одно: поехать в родную контору. Приняв такое решение, Александр Борисович сразу повеселел, а едва очутился за рулем своего «Пежо», как и природа, напрочь позабывшая, что на дворе конец мая, а вовсе не начало ноября, спохватилась: солнечные лучи разорвали пелену облаков, приветствуя его намерение.
А первым человеком, встреченным Турецким в коридоре на пути к своему кабинету, оказался не кто иной, как Вячеслав Иванович Грязнов, только что покинувший кабинет Меркулова.
— Ты ли это, Саня? — Хмурая до этого физиономия Грязнова-старшего расцвела искренней улыбкой, заранее протягивая другу руку, он ускорил шаг. В кабинет они вошли вместе, и, пока Александр Борисович открывал с помощью специальной палки с крючком форточку, генерал успел разместить свое грузное тело в любимом кресле у журнального столика.
— Как Иринка? — поинтересовался он. — Одну оставил? — Да нет, Слав… Иринка неважно себя почувствовала, утром отвез ее обратно в роддом, на сохранение… Давай об этом не будем! Расскажи-ка лучше про Цезаря…
Вячеслав Иванович, бросив на Турецкого сочувствующий взгляд, слегка пожал плечами:
— Да тут и рассказывать-то особо нечего… Я, кстати, сегодня как раз хотел к тебе заехать, а тут — на ловца и зверь бежит…
— Что-то случилось? — Александр Борисович внимательно посмотрел на генерала и вынес вердикт: — Ты, я вижу, чем-то расстроен. Давай колись!
— А-а-а… Это я так, к нашим делам особого отношения не имеет…
— А все-таки?
— Ох, Сань… — Грязнов тяжело вздохнул. — По всему видно — пора мне на покой…
— Да что случилось-то?! — Турецкий присел напротив друга и встревоженно уставился ему в глаза.
— Как сказал Денис, ничего особенного… Это, видишь ли, нынешний мир такой, а вместе с ним и его обитатели, чтоб их… Словом, возвращаемся мы вчера, уже под утро, с Дениской домой, ну и мимо ДПС на Дмитровке… Должен тебе сказать, картинка жуткая: мужик, как сказал мне гаишник, не менее чем на двухсот в час вмазался на своей иномарке в бетонную опору… Мост там есть, как раз недалеко от их поста…
Грязнов-старший вздохнул, а Турецкий продолжал молча слушать, понимая, что вряд ли бы генерал так расстроился из-за одного только ДПС, хотя бы и столь жуткого: впечатлительные люди в милиции до таких погон, как у него, не дослуживаются — уходят значительно раньше…
— Вообрази картину: машина, значит, разлетается на три части, все отброшены друг от друга не менее чем метров на двадцать: счастье, что рань такая была и никто не пострадал… Прохожие-то первые чуть позже появились… Ну о самом водиле молчу: его и вовсе метров на пятьдесят вперед башкой вышвырнуло — всмятку, конечно…
— Слав, — не выдержал наконец Александр Борисович, — скажи наконец, какого лешего ты мне всю эту жуть описываешь?! Впечатлением, что ли, захотел поделиться?
— Ага… Только не от аварии, а от этих самых, туды-растуды их мать, прохожих…
— Зевак?
— Если бы, Сань!.. Это бы я еще понял… Так ведь ты представь: машина в клочья, мужик этот, ее хозяин, уже, разумеется, бывший… А гады, углядевшие всю картинку из окон ближних домов, кто в чем высыпали и прямо на глазах у инспекторов в обломках машины начали копаться, тягать целые запчасти… Сань, на каком свете мы с тобой живем-то, а?!
Они помолчали. Что ответить другу, Александр Борисович не знал.
— Не понимаю я этого, — тоскливо протянул Вячеслав Иванович. — Ни с какой стороны, в том числе и со стороны житейской логики — не понимаю таких, с позволения сказать, людей… Рядом труп хозяина, а они, понимаешь, не дождавшись, когда он хотя бы остынет, мародерствуют… Ну что, по сто пятьдесят восьмой их привлекать, что ли, за шкирку — и в КПЗ?.. В лучшем случае парочку месяцев отдохнут, штраф заплатят… Да какими туда попали — такими и выйдут! Не по-ни-ма-ю… А коли не понимаю, следовательно, пора мне, человеку прошлого века, на покой!
— Ну это ты уж палку-то не перегибай! — заговорил Турецкий. — Во-первых, таких козлов я тоже не понимаю. Во-вторых, не все же, в конце концов, такие… Дерьмо, как известно, на поверхности плавает. А в самом мрачном случае, если б даже большинство вокруг нас действительно являлись мародерами, — тем более, Слав, в отставку нам нельзя: кто-то же должен им мозги прочищать?
— Тоже мне луч света в темном царстве, — усмехнулся генерал. — Впрочем, ты-то, может, и впрямь… Слухи в последнее время разные ходят…
— Какие еще слухи? — насторожился Турецкий.
Вячеслав Иванович пристально поглядел на своего друга и, немного поколебавшись, ответил:
— Думал, ты знаешь… Говорят, вашего генерального того… Со дня на день в отставку отправят…
Брови Александра Борисовича красноречиво округлились.
— Засиделся ты, я вижу, в отпуске-то, Сань, — покачал головой Грязнов-старший. — Даже Дениска мой и то в курсе!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11