Для поставщика пиццы, работающего в ночное время, это явление вполне нормальное…
— Кто? — Голос, наконец-то раздавшийся из-за двери, был низким и хриплым — таким он становится только у много пьющих и курящих мужиков…
— Пиццу заказывали? — Грязнов-младший постарался произнести традиционную фразу доставщиков с недовольными интонациями порядком уставшего за день работяги, которому этот наверняка последний за смену заказ поперек глотки.
— Чего долго-то так? — рявкнули из-за двери.
— Ничего себе «долго»! — Денис вошел в роль. — Скажи спасибо, что горячая еще… Раньше заказывать надо было, раньше бы и получил… Давайте по-быстрому, платите бабки и забирайте, и так намотался за день как савраска!.. — Щас я тебе, фраерок, заплачу! — пообещали из-за двери, и чуткое ухо владельца «Глории» отчетливо различило помимо звука поворачивающегося в дверном замке ключа приглушенный посторонний щелчок: звук, который ни с чем не спутаешь, — так щелкает курок пистолета, когда его взводят… Что ж, именно этого они и ждали. И именно потому, что ждали, воспользоваться пистолетом открывшему в конце концов дверь любителю пиццы не удалось: омоновцы влетели в прихожую и скрутили Пашку Цезаря раньше, чем тот успел нажать на курок.
Все дальнейшее происходило уже почти автоматически, словно по раз и навсегда написанному кем-то сценарию, включавшему в себя и вопли мужских глоток, и грохот падающей где-то в глубине квартиры мебели, и неизбежную пальбу, и яростный матерок захваченных врасплох бандитов и бравшего их ОМОНа…
…Если бы спустя полчаса Валек Петюнин надумал вдруг вернуться в страшный двор, он его наверняка бы не узнал: теперь все пространство между домами было освещено, словно по волшебству, вспыхнувшими фонарями и буквально забито сразу несколькими микроавтобусами с зарешеченными окнами и милицейскими машинами. И как раз к ближайшему от нехорошего подъезда микроавтобусу здоровенные ребята в пятнистой форме и масках, решительно не церемонясь, волокли вслед за уже водворенным туда Цезарем его пятерых дружков. Помогая тем, кто, с их точки зрения, не спешил должным образом, увесистыми пинками…Валек, однако, всего этого не видел, поскольку находился в описанный момент далеко от места действия. Зато всю картину с удовольствием от начала и до конца пронаблюдали оба Грязновых — старший и младший — через лобовое стекло джипа.
— Ну что, дядь Слав, всех взяли? — поинтересовался Денис, находившийся здесь уже минут двадцать, поскольку его функции и соответственно участие в операции были исчерпаны.
— А то! — удовлетворенно отозвался генерал. — Ты как думал? Полтора года работы — и зазря, что ли?.. Все пауки в банке.
— Думаешь, перегрызутся?
— Зачем — перегрызутся? — усмехнулся Вячеслав Иванович. — Будут все на Цезаря валить — и вся недолга… Как раз к суду и успеют все вывалить!
— Сан Борисыч на суде наверняка будет… — задумчиво произнес Денис. — Или у него нынешний отпуск бессрочный?..
— Зря ты так, — укоризненно посмотрел Грязнов-старший на племянника. — Знаешь ведь, ситуация у него особая, с Иринкой не все в порядке… И вообще, дети — это святое, а значит, и отцовство тоже! Вот когда будут свои — поймешь…
— Это вряд ли, — вздохнул Денис. — И вообще, не понимаю, чего ты завелся. Я же так сказал, не в обиду. Просто прослышал, что дядя Саня в отпуске…
— Ага! На твоей памяти, пожалуй, второй с половиной раз он в отпуске-то… Слушай, ты меня своими разговорами от дела отвлек: я ж Косте Меркулову обещал сразу отзвонить!..Но набрать номер Константина Дмитриевича Грязнов-старший не успел, поскольку его мобильный разразился трелью по собственной инициативе. И, глянув на высветившийся на экране номер, Вячеслав Иванович усмехнулся:
— Легок на помине… — и добавил, прежде чем включить связь, в адрес Дениса: — А ты говоришь, отпуск у него бессрочный!.. Привет, Сань! Как раз собирался тебе звонить… Взяли всех как миленьких, одним заходом… Нет, никаких потерь, представь себе… Пятеро, не считая Цезаря!.. Все, Сань, пока, мне еще Меркулову докладываться!
По ту сторону связи Александр Борисович тоже нажал кнопку отбоя и с облегчением откинулся на спинку стула, после чего, удовлетворенно улыбнувшись, погрузился в размышления, напрочь забыв о кастрюле с водой, которую водрузил на плиту. В этот момент он вдруг понял, что, несмотря на Иришку, ради которой взялся за все эти оказавшиеся немыслимо трудными хозяйственные дела, несмотря на то как ужасно боится за исход ее поздней беременности — боится и за нее, и за малыша, — в общем, несмотря ни на что, он смертельно соскучился по своему кабинету. По вечной суете, царящей в прокуратуре, бесчисленным втыкам начальства, которому постоянно кажется, что работают их подчиненные непозволительно медленно, что результат при этом куда ниже начальственных ожиданий, что… Словом, соскучился! Да и вести домашнее хозяйство оказалось куда труднее, чем он предполагал: просто поразительно, каким это образом женщины, да еще работающие, успевают при этом кормить и обстирывать свои семьи…
— Шурик!.. — К реальности его вернул голос Ирины Генриховны, вновь возникшей на пороге. — Ты что, оглох?.. Господи, какое счастье, что я так чутко сплю! Еще бы минута — и вода залила газ, а мы… Мы вообще могли взорваться!..
Только тут до сознания Александра Борисовича дошел странный шипящий и фыркающий звук, идущий со стороны плиты: вода в кастрюльке, устав тихо закипать, вскипела по-настоящему и полилась через край. Ахнув, Турецкий подскочил на стуле и поспешно выключил газ.
— Ох, Шурик, — жалобно произнесла Ирина, глядя на растерянного мужа, — теперь я вижу, что была неправа, сбежав из больницы… Я свою ошибку признаю и непременно исправлю…
2
В семь утра, когда Александр Борисович с Ириной выходили из подъезда своего дома, дабы отправиться в больницу, день вроде бы обещал разгуляться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11