Помнишь, я тебе говорила про одного техника? Лора приподнялась, и Турецкий с удовольствием рассматривал ее большие упругие груди. Хотелось даже продекламировать что-нибудь из восточной поэзии, но ничего подходящего не приходило в голову. Так вот, продолжала Лора, этот техник переписал себе то интервью с рижанином, которое так и не пошло в эфир. У него дома коллекция Алениных передач, фанат, в общем. И пленку он поставил на место. Точно помнит, что ставил. А она пропала, куда неизвестно.
- А запись у него дома?
- Вообще дома, но я ему позвоню, и он завтра принесет на работу.
Еще через час Турецкий начал собираться.
- Ты куда? обиженно спросила Лора. Ведь ты же еще из командировки не вернулся? Тебя же никто не ждет.
Турецкий и сам уже думал, не остаться ли на ночь. Завтра утром он проводит Лору на метро, сам поедет в прокуратуру. Ирина ничего не заподозрит шутка ли, вернулся из Крыма на следующий день! Но тут он вспомнил про пакет с черешней и живо представил себе, что станет со спелой ягодой к завтрашнему вечеру. А ведь он вез черешню дочке покупать такую на московских рынках им с Ириной было не очень по карману, разве что чуть-чуть, а тут целый мешок!
Черешня все и решила. Несмотря на слезные просьбы Лоры, Турецкий принял душ, оделся и поехал к себе на Фрунзенскую набережную.
Он не стал звонить, чтобы не разбудить Нину, а открыл дверь ключом. Он уже представлял, как сейчас радостно воскликнет Ирина, как бросится к нему, как обрадуется крымской черешне.
Однако квартира встретила его необычной тишиной не лилась вода в ванной, не шумел на кухне чайник, не работал приглушенно телевизор.
Турецкий на миг застыл, не веря своим глазам, затем прошел по квартире она была пуста. Ни Ирины, ни Нины не было.
Алексей ехал по кольцевой линии, и в руках у него опять были розы. Длинные темно-красные розы с плоскими тупыми шипами. Он рассеянно смотрел на цветы и не обращал внимания на пассажиров в вагоне, лишь по привычке машинально регистрировал все, что хоть каким-то боком его касалось. Он видел, как посматривала на него пожилая женщина, сидевшая напротив, возле двери. Внимание было благосклонным. А что? Мужчина в вязаной шапочке, спортивном свитере, кроссовках и джинсах, подтянутый, приятно посмотреть на фигуру, не мальчик, взрослый человек, ехал на свидание и вез своей женщине красивые розы. Везет же некоторым. Мог бы, правда, мужчина быть и повеселее, очень уж вид у него какой-то печальный…
Если честно, Алексею хотелось бы волшебным образом оказаться в вагоне одному, и чтобы поезд катился и катился подземным тоннелем, а потом просто сгинул, растворился без следа во времени и пространстве.
Жить?… А на кой? Жить это если ты кому-нибудь нужен. Иначебиологическое существование. Сидение на грядке, пока не придет с косой огородник. В прошлом году, отлеживаясь в закрытой лечебнице у Ассаргадона, он от нечего делать прочел книжку из современных. Шитый белыми нитками боевичок не стоил доброго слова, но в конце его обретали друг друга мужчина и женщина, а маленький мальчик кричал: "Папа! Как долго я тебя ждал!…
Черт бы их побрал, все эти сказки со счастливым концом! В сказки со счастливым концом Алексей Снегирев не верил уже очень, очень давно. Во всяком случае, лично к нему они не имели ни малейшего отношения.
Алексей смотрел на темные бархатистые лепестки и думал о том, что за последнее время умудрился наделать несусветное количество глупостей. К Вадьке вот приперся на день рождения. Сам подставился и ребятишек подставил…
Насколько легче станет даже близким друзьям, если Алексей Снегирев по прозвищу Скунс действительно растворится в воздухе. Исчезнет. Навсегда канет.
Аленушка Ветлугина смотрела с фотографии, и где-то ведь гулял по свету убивший ее человек. Вот уж кто точно сожрал все свои финики вместе с корзиной. Незачем ему жить. Не заслужил…
Но об этом Алексей станет думать завтра. А пока ему думать не хотелось вообще.
Только стояло перед глазами нежное лицо Иры Турецкой, и в простреленной когда-то груди мучительно ныло.
Ире он твердо решился рассказать о себе все. Причем сегодня же.
Ира вынырнула из бокового служебного подъезда и сразу увидела Алексея. Он прогуливался неподалеку с букетом цветов, увидел ее и пошел ей навстречу.
- Алеша, вы меня совсем избалуете! принимая розы, шутливо проговорила она.
Они снова шли по бульварам, потом по Остоженке. На сей раз Снегирев все больше молчал, говорила Ирина. Она рассказывала ему про дочку, по которой за эти два дня успела смертельно соскучиться, про самые обыденные и простые дела, временами спохватываясь:
- Да вам это, наверное, не интересно?…
- Вы рассказывайте, Ирина Генриховна, всякий раз отвечал Алексей, и ей слышалась в его голосе глубоко загнанная тоска. Что-то подсказывало ей: интересоваться тем, что она готовила вчера на обед, мог только человек, для которого все это было приметой мирной домашней жизни. Жизни, ушедшей давно и навсегда. Или вовсе не состоявшейся.
Когда они сидели на уже знакомой, "их" скамейке у "Кропоткинской", Ира вдруг спросила просто, по-дружески:
- Что-то болтаю я и болтаю, а вы, Алеша, никогда мне о себе не рассказывали. Вы женаты?
Она предвидела ответ, и он действительно медленно покачал головой:
- Нет. Никогда не был.
- А кем работаете?… Ой! Вам, наверное, нельзя говорить… будем считать, я ни о чем вас не спрашивала…
- Ирина Генриховна, вы смотрели последнюю передачу Ветлугиной? вдруг спросил Алексей.
- Конечно, смотрела, пожала плечами Ирина, не понимая, какое отношение к делу имела та трагическая передача.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153