Сухо, как биллиардный шар и вместе с тем с каким-то теплым чмоком ударился головой об пол.
Палата мгновенно, враз, загомонила, взорвалась.
"Да он переломил ему шею, понял Турецкий, это шейные позвонки хрустнули".
Палата бесновалась каждый на своей кровати. Вставать в ночи, по-видимому, строжайше запрещалось, понял Турецкий.
Ворвались санитары, заметно пьяные, до этого спокойно спавшие возле поста, у телевизора.
- Что такое?! Почему не спим?
- Каин Авеля убил! захохотал кто-то. В жопу палочку забил!! и сразу же истошно завизжал.
Санитары грубо поддернули вверх, пытаясь поставить на ноги, мертвого старика, но, сколь пьяны они ни были, быстро убедились, что он мертв.
- Сдох, скотина.
Санитар, поддерживавший деда, немедленно отпустил его. Дед упал, дважды стукнувшись головой сначала об кровать, а потом об пол.
Убийца молился все так же, все же восприняв, однако, поздравление с Новым годом и в связи с этим чуть скорректировав текст:
- Тринадцать лет жу-жу… Тринадцать лет жу-жу… Тринадцать лет жу-жу…
- А ну-ка, кыш отсюда все! рассвирепел санитар, уронивший деда. А ну-ка палку щас возьмем…
Все, кроме Турецкого, притворившегося спящим, и продолжавшего "молиться" убийцы выбежали в коридор и там немедленно устроили бенц.
- Убрать его сейчас же, сказал один из санитаров. А то они всю ночь не угомонятся.
Вдвоем они подняли деда, понесли к дверям, бросили на ближайшую к двери койку.
- Пошли за каталкой: на руках нести загребемся.
- Закрой его простыней.
Ушли за каталкой.
И тут Турецкого словно подбросило что-то изнутри.
Вскочив, он быстро схватил мертвого старика под мышки и, уложив на свое место, накрыл его, придав свою позу.
Сам лег на его место у двери, прикрывшись с головою простыней.
Тринадцать лет жу-жу… Тринадцать лет жу-жу… убийца не обратил на маневры Турецкого ни малейшего внимания…
Ввалились санитары и широко распахнули дверь, так что палату залил мертвенный желто-красный свет коридора. Ударив по косякам пару раз, в широко распахнутую дверь втолкнули каталку. Схватили Турецкого за руки, за ноги, бросили на каталку. Подоткнули накрывавшую его простыню со всех сторон, чтоб не возбуждать сумасшедших. Втроем выкатили из палаты. Потом один покатил.
Турецкий слышал, как затихает, удаляясь, шум, визг и грохот боя: оставшиеся два санитара палками с крючьями, предназначенными в быту для открывания фрамуг на окнах, загоняли сумасшедших назад, спать, в палату.
"А меня в морг! подумал Турецкий. Слава Богу!"
Если бы он, по какому-нибудь волшебству, поделился бы этой своей радостной мыслью с врачом, вряд ли тот его понял.
- С Новым годом! приветствовал кого-то санитар, когда каталка вдруг всерьез остановилась, замерла. А ты к утру, гляжу, совсем надрался в сраку.
- Не более чем ты, ответил хоть и сильно пьяный, но приятный, почти родной голос. Привез? Ну что стоишь? Катись! Нет, не налью. У самого на утро с воробьиный нос осталось.
Турецкий почувствовал, что его каталка тронулась и, разворачиваясь, ударилась об стенку.
- Катись, но без каталки! Вот козел! сказал опять все тот же голос, близкий и родной. Каталку я верну! Доставлю в отделение. Перед сменой. Не ссы, верну, верну! Ну что стоишь, опять не понял? Кышблянахер!
Конечно! Конечно! Турецкий узнал бы этот "кышблянахер" из тысячи.
Дождавшись, когда за санитаром хлопнет дверь, Турецкий откинул простыню с лица, тихо, чтобы, избави Бог, не испугать, проговорил:
- Ефи-и-имыч.
- Ox, Борисыч! Ефимыч ну ничуть его не испугался, а, пожалуй, даже чуть растрогался от встречи: Как все же тесен мир! А? Ты признал? Ведь в отпуске-то ты, казалось бы, ан нет, ты тут как тут!
- С Новым годом.
- Взаимно. Тебя откуда же сюда доставили-то? Ах, да, из психушки! Ну, это повод, Ефимыч враз засуетился, протянул Турецкому не мытый целый год, поди, стакан, наполненный цветным туманом, облаками, со странными прожилками. Пей, пей, не бойся вещь.
Турецкий взял стакан, задумался.
- Ну что ты весь дрожишь? И глаз змеиный у тебя. От недопития, конечно. Ну-кась, ты махни! На-ка вот капустка! Вот-вот-вот-вот! Что, хорошо?!
- Ух! Турецкий поперхнулся. Фу-у-у-у! Хороша. До кости продирает.
- Вот, сразу отпустило! Сказка, не напиток!
- А выглядит кошмар!
- Так нам же пить ее, а не на стенку вешать! Ядреный, настоящий русский циклопентанпергидрофенантренгликоль с кефиром! Сто грамм и всякая болесть в сторонку!
Турецкому было хорошо и уютно здесь, в прозекторской, рядом с моргом. "Остановись, мгновенье, ты прекрасно!" только эта фраза и беспокоила его, постоянно всплывая при очередной порции циклопентанпергидрофенантренгликоля с кефиром. Но жизнь есть жизнь, а дело есть дело.
- Уже к утру идет, Ефимыч. Мне пора отсюда смыться.
- Да, кивнул головой Ефимыч, к пяти утра уставший от праздника донельзя. Ступай себе с Богом. И заходи почаще в наступившем-то.
- Мне переодеться бы.
- А, да! встрепенулся уснувший было Ефимыч. Ща подберем тебе костюмчик. Жмуриков много как раз у меня. Пойдем. Ефимыч встал и, покачиваясь, потянул Турецкого в "морозилку". Видишь, вчера с утра, специально будто, ТУ-154 из Иркутска гробанулся возле Ступино, не долетел, зараза. Есть из чего выбрать, есть. Ну, рвань, горелое, в крови нам это ни к чему, допустим, а мы найдем сейчас приличный "секонд хенд" тебе.
Даже видавшего виды Турецкого покоробило от такой кощунственной бесцеремонности.
- Ну, что встал, застеснялся? Как барышня кисейная. Им шмотки ни к чему уже. Все. Новый год прошел, они уж отплясались. Вот, форму хочешь, "Аэрофлот", как раз размер твой, целенький. Наверно, был бортинженер в хвосте, пытался к двигунам пролезть, в шинели… И уцелел поэтому полголовы снесло всего, а так как молодой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153