Дырка все равно осталась, правда поменьше. Тогда он сдвинул книги поплотнее. Вот так было нормально. Безумству храбрых поем мы песню! Ну все, теперь хрен кто чего заметит! Кроме дядьки, конечно. А дядька, прямо скажем, не того. И Ярослав, любуясь делом своих рук, хихикнул с полегчавшим сердцем.
И, естественно, он не вспомнил о том, что ему наказывала Марина. Захлопнув входную дверь как получится, он, никуда, конечно, больше не заглядывая, сломя голову понесся вниз по лестнице.
А Антон Григорьевич спал беспамятным сном и видел в этом сне узкий кабинетик в Варсонофьевском, и невнятную, стоящую перед его столом фигуру, от которой жутко несло пропитавшей ее одежду мочой — так всегда воняет во внутренней тюрьме подследственный, у которого отбиты почки. А ради чего их отбили, ради чего человека арестовали? Уж не ради ли того, чтобы он, спасенный молодым следователем Красновым, подарил ему впоследствии один из томов «Истории птиц Британии» — тот самый, о котором мечтал еще его покойный отец…
Впрочем, как раз об этом-то сон ему ничего и не говорил…
Глава 2
Конечно, Игорь Альфредович Решетников сделал ошибку, поместив то свое дурацкое объявление: «Состоятельный иностранец приобретет книги по орнитологии и вообще о птицах», — это было совершенно очевидно. Только теперь, разведав все как следует насчет хитрого рынка торговли антиквариатом с заграничными «благодетелями», он понял: ты лишь начни искать, начни дело, а все остальное само поплывет тебе в руки — были бы средства и идеи. Ну и, конечно, немного удачи. Но понял он это, как говорится, задним, увы, умом. Вообще-то на книжном рынке Игорь Альфредович был не новичок, как могло кое-кому показаться. И вовсе не лох — пусть на этот счет никто не обольщается, наблюдая его барскую вальяжность.
Он начинал ужасно-ужасно давно, когда был еще никто, скромный учителишка-словесник в драном пальтишке и лоснящемся, заношенном шевиотовом костюмчике. И ходить бы ему так до века, если бы не начались в стоячей жизни родного государства всякие революционные процессы, особенно заметные в столице. Начинал он, если хотите знать, с макулатуры. Помните, был такой порядок: сначала сдаешь макулатуру, тебе за нее, кроме копеек, дают талончик, соответствующий сданным килограммам. Как двадцать кило набрал получай право на приобретение чего-нибудь дефицитного: Дюма, Дрюона, Проскурина какого-нибудь, на худой конец. Игорь Альфредович тоже сдавал макулатуру, мечтая, правда, не о Дюма и тем более не о Проскурине — он хотел собрать библиотечку поэзии: Пастернак, Цветаева, Мандельштам. Книжки по поэзии очень нравились девушкам, а к девушкам Игорь Альфредович относился с очень большим интересом… И вот обратил как-то Игорь Альфредович внимание на то, что приемщики — неграмотные алкаши, из тех, кого раньше называли старьевщиками, бракуют половину приноса у всяких там бабушек-старушек. Потому как бабушки-старушки сдавали большей частью никому в советской стране не нужные книжки в толстенных переплетах. Переплеты эти приемщики должны были отрывать, выкидывать — сплошная морока, газеты для них были во много раз предпочтительнее. И когда старушки, бросив у стен приемного пункта с таким трудом принесенную тяжесть, несолоно хлебавши ковыляли домой, умный человек Игорь Альфредович кидался к этим никому теперь не интересным связкам, жадно развязывал стягивающие их бечевки. Так, что нам сегодня господь послал? 2-е издание полного собрания сочинений Ленина, печатается по постановлению… под редакцией тов… Не бог весть что, хотя и это может кому-нибудь понадобиться: книжечки-то давным-давно изъятые, с не выкорчеванными еще остатками всякого троцкизма и прочей крамолы… «Четьи минеи». А вот это уже другое дело! «Путешествие цесаревича Николая Александровича» — эту и букинистический, пожалуй, хорошо возьмет, не каждый день встретишь… Ого, «Деяния Св. Апостолов»… Да если ты не дурак, да приложи малость руки, чтобы книги выглядели поновее, да придержи их, если можешь, в своей библиотеке — не для чтения, конечно, а как обменный фонд… Стоило Игорю Альфредовичу вовремя сообразить все это, как пошло у него дело, поехало, да так, что и работа никакая ему не нужна бы была, если бы не борьба родной власти с тунеядством. Мало-помалу начал Игорь Альфредович ощущать себя не жалким жучилой, а чуть ли не спасителем родной культуры, начал мечтать о свободных рыночных отношениях, представляя их точно такими, какими они складывались под его и других таких же, как он, жучил полулегальным воздействием: он, Решетников, подбирает брошенные дураками книги и перепродает их или выгодно обменивает, а государство его при этом не трогает — не только не мешает ему, а даже как бы и любуется его культурно-охранительной деятельностью.
Этой своей деятельностью он гордился и тогда, когда начал откровенно грабить отъезжающий на историческую и иные новые родины еврейский контингент. Работы стало так много, что пришлось Игорю Альфредовичу обзавестись шестерками, научиться делать властное лицо, а иногда и руки в дело пускать. И знаете — удавалось держать всякое отребье в повиновении: деньги, они многое в этой жизни меняют, а у Игоря Альфредовича деньги к этому времени водились, и в немалых количествах, да и книги как-то потихоньку-потихоньку начали вытесняться антиквариатом повесомее ювелирными изделиями, иконами, оружием. Книги, которым он оказывал теперь такую честь, были настоящим коллекционным раритетом…
И все шло прекрасно, пока не взяли его, уже в горбачевские времена, за хобот менты. Как он ни пытался откупиться — получил свои два года условно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20