В объявлении было сказано, что обращаться следует строго к Инге, но у него совсем нет времени, он куда-то там улетает, поэтому не может ли молодой человек, если он в курсе и если ему не трудно, показать машину в любом удобном для него месте, но лучше утром, потому что самолет… и т. д. Тут только Игорь насторожился. Он вытянул из звонившего информацию относительно того, в какой газете и когда именно было напечатано такое объявление, потом сгонял в ларек, купил эту газету, торопясь и путая страницы, развернул ее, порыскал взглядом по колонкам, чертыхнулся, быстро и криво надел очки, снова уткнулся в газету и, наконец, увидел: вот оно, в левом углу. Все верно: и джип и телефон – их.
Елки– палки!
А тут как раз позвонил тесть.
– Ингу позови! – не поздоровавшись, сказал он Игорю.
– Так она же у вас… – растерянно ответил тот, уже начиная соображать, что к чему.
– Как это? – удивился тесть.
И Игорь рассказал ему о том, что случилось. Мол, вы же позвонили, она и уехала, в то же утро и уехала, на джипе… Он говорил, а сам уже все понимал. Понимал, но боялся озвучить страшный вывод, который напрашивался сам собой.
Его озвучил тесть:
– Выходит, она пропала…
И, пораженный этим открытием, нажал пальцем на рычажок телефона, оборвав испуганное Игорево «А что же теперь де…», после чего набрал номер не кого-нибудь, а сразу министра внутренних дел.
– Да… – послышалось в трубке.
– Леня, у меня беда! – сказал Роман Аркадьевич, все так же игнорируя «здравствуйте», но на этот раз делая это не от презрения к собеседнику, а от нахлынувшего волнения, от желания не тратить время ни на что лишнее, даже на одно слово.
– А в чем дело? – обеспокоенно спросил министр, узнав звонившего.
И Роман Аркадьевич рассказал, что пропала дочка, уехала на машине и не вернулась, а до этого давала объявление в газету, в эту, как ее, «Из рук в руки», ой, да что же это такое, она же одна у меня, кровиночка, бедная моя девочка, мать у нее давным-давно померла, я ж без нее жить не смогу, Леня, ты понимаешь, а вдруг с ней что случилось, Леня, да что же это?!
Из самоуверенного, лощеного государственного чиновника высшего ранга Роман Аркадьевич сразу же превратился в старого одинокого отца, в тысячу раз больше, чем за свое вице-премьерство, дрожащего не то что за жизнь дочери, а даже за ее, к примеру, разбитую коленку.
– Ты номер машины назови! – кое-как вклинился в его монолог министр.
Роман Аркадьевич назвал.
– Все перероем! – заверил министр.
– Уж пожалуйста, Леня, очень надеюсь… – сказал вице-премьер, после чего снова нажал на рычажок и тут же набрал генпрокурора:
– Володя, беда у меня!…
Меркулов потер подбородок:
– Генеральный хочет, чтобы ее розыском занялся ты!
Вообще– то Турецкий уже это понял.
– Но у меня ведь других дел полно… – все же попытался он возразить.
– Он сказал, чтобы ты все отложил и вплотную занялся поиском этой Инги.
– И дело о взрыве на Манежной отложить?
– Да.
– И о массовом убийстве в Печатниках?
– И его.
– А может, ты попытаешься объяснить ему, что это вещи несоизмеримые по своему…
Меркулов не дал ему договорить:
– Я уже пытался, Саша. Это бесполезно.
Ну что же… Если даже Меркулов не смог убедить главного, то, значит, это и впрямь было бесполезно.
– Хорошо, – вздохнул Александр, – займусь…
…Вечером того дня, когда ее похитили, Инга очнулась в каком-то холодном сыром подвале, тускло освещенном свисающей сверху лампочкой. Она поежилась и осмотрелась. Вокруг было пусто и мерзко. Откуда-то слышался звук капающей воды, отчетливый и громкий среди окружающей ее тишины, на серых стенах чернели разводы не то грязи, не то слизи, в общем, чего-то такого, на что не хотелось смотреть, а хотелось отвернуться.
Но отвернуться было некуда.
Она лежала в углу, застеленном рваными тряпками такого вида, что использовать их даже для мытья пола стал бы не каждый.
– Где я?… – прошептала она и попыталась подняться, но вдруг все ее тело от макушки до пяток обожгла страшная боль, и Инга вскрикнула, враз оставив надежду встать на ноги.
Ломка вступила в свои права.
Инга не знала точно, сколько времени прошло с тех пор, как в висок ей ткнулось что-то твердое, кажется, кулак или, может, костяшки пальцев… да, точно, костяшки пальцев этого Вити… или как его… нет, Вити, Вити… после чего все погасло, а когда вспыхнуло снова, то уже гораздо менее ярко – в мощность этой вот лампочки на высоте примерно трех метров от нее.
Поэтому она совершенно не представляла, что происходило с ней, пока она блуждала в потемках, не представляла, как она здесь оказалась и что это вообще за помещение.
Вдруг сверху послышался какой-то скрип. Инга присмотрелась и разглядела все увеличивающуюся щелку в потолке.
«Люк…» – сообразила она.
Его поднимаемая кем-то крышка была круглой, и, когда ее открыли полностью, посреди подвала вырос уходящий в отверстие ровный столб света. Прямо по нему, как по трубе, на пол шмякнулся какой-то бумажный сверток, от удара рассыпавшийся на части. Люк закрылся, и Инга увидела, что из свертка вывалилась буханка хлеба и пластиковая бутылка с водой.
Она совершенно не хотела есть, но даже если бы и хотела, то… Что все это значит? Ей что, бросают еду, как собаке?
Додумать она не успела. Боль швырнула ее на стену, потом обратно, потом изогнула все ее тело дугой, как тетиву, и шлепнула спиной на тряпки.
Люк открылся снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13