Заключенный никак не реагировал.
– Я кому сказал встать?! – Он вытащил из одного кармана пистолет, из другого – глушитель, свинтил их вместе, положил палец на курок, прищурил глаз и прицелился Назарову в голову. Эльдар тоже прищурил глаз и неожиданно прицельно плюнул метров на пять с лишним охраннику прямо в лицо.
– Боцман! – заорал парень, отшвырнув в сторону плейер. На вопль появился старик бомжистого вида, возрастом от шестидесяти до ста лет. – Где ты лазишь, старый козел? Выноси свое хреново барахло на хрен!
– Слезай с мостика, молокосос, – огрызнулся дед, тем не менее собираясь выполнить руководящее указание.
Ваняй подошел к решетке и выстрелил Назарову между ног. Пуля порвала брюки, но большего вреда не причинила.
– Садись в угол, руки за голову! – Эльдар медленно, насколько это возможно, отошел в угол и отвернулся, сложив руки за спиной. Не успел Боцман с ведром удалиться восвояси, Иван позвал его снова: – Эй, адмирал, тащи шланг!
На сей раз старик повиновался с демонстративной неохотой. Он бросил шланг в ноги разошедшемуся «начальнику» и прошипел:
– Еще раз пырхнешь, сопляк, оторву яйца, а пушку твою засуну в задницу.
Ваняй не стал расходовать нервную энергию на подавление бунта на корабле. Он включил воду и минут пять окатывал Эльдара, принимавшего гидропроцедуру с твердостью античного стоика, так как укрыться все равно было негде.
– А я, в натуре, оборву тебе все, что висит, – пообещал Эльдар своему надзирателю, когда тому надоело поливать. Потом он разделся до трусов и стал делать согревающие упражнения – температура воды тянула градусов на десять, не больше.
Молодой дежурил до вечера. В десять часов его сменил Боцман. Эльдар к этому времени основательно посинел. Слава богу, старик, очевидно, не испытывал к нему неприязни. Он принес телогрейку, клеенку на пол, матрас, чай и полбуханки ржаного хлеба.
– За что срок мотал? – спросил он, указывая слегка трясущимся пальцем на татуировку на груди Эльдара.
– За Федор Михалыча, царство ему небесное.
– Не врубился. За кого?
– За Достоевского…
Когда-то Эльдар был сыном московских окраин. Его район был заселен исключительно пролетариями, или люмпенами, кому как нравилось. Детишки там всегда взрослели на несколько лет раньше своих центрально-городских сверстников. В дружной компании, любившей проводить время в несветских развлечениях, Назаров, более известный как Назарбек или просто Бек, выделялся повышенной склонностью к хулиганству, даже по здешним меркам. А также, что удивительно, некоторой тягой к поэзии.
Двое братьев и сестра – все были намного старше Эльдара. Основной и единственный педагогический принцип, не без успеха практиковавшийся в семье: не встревать в чужие дела. Дай бог со своими разобраться. Единственной примечательностью дома Назаровых являлась библиотека, оставшаяся от деда. Но, кроме младшего отпрыска, все демонстрировали полнейшее к ней равнодушие.
В пятнадцать лет он влюбился в музработницу местного Дома культуры, попал в хор, где стремительно сделал «карьеру» солиста вторым голосом. И все же любовь к прекрасному не довела его до добра. Незадолго до отправки в армию Эльдар с приятелями по доброй старой традиции вкушали портвейн в скверике возле гастронома. Может, все и кончилось бы мирно, сообразно месту и обстоятельствам, конечно, но налетел ливень и разогнал молодежь по домам. Дома у Назарова под действием «Трех семерок» и плохой погоды обострилась душевная рана. Нанесена она была не руководительницей хора, не ответившей на чувства, – ту рану давно залечили многочисленные поклонницы, роившиеся вокруг первого на квартале парня с гитарой. Объектом ненависти Назарова служила старая карга – продавщица винно-водочного отдела Алена Ивановна Проценко. Совсем недавно она отказывалась продавать несовершеннолетним тогда еще друзьям спиртное по государственной цене. Требовала на лапу и позволяла себе оскорбительные замечания. Приходилось терпеть. Сегодня пошла на новую уловку – спрятала товар под прилавок.
– Ждите до завтра, а невтерпеж – езжайте в центр, сосунки, скатертью дорога, как раз к завтрему и доберетесь. – Они опять, как всегда, проглотили «сосунков», долго униженно упрашивали и, наконец, получили свое, доплатив сверху.
На способ мщения Эльдара натолкнуло имя обидчицы, да и фамилия была хороша. Он взял топор, засунул в мешок, запасся драным черным чулком и заявился к злосчастной Алене Ивановне. Та жила в допотопном деревянном доме с печным отоплением. Испытывая высокое эстетическое наслаждение и с трудом сдерживая душивший его хохот, Эльдар постучал в дверь:
– Телеграмма.
Не ожидавшая подвоха, продавщица впустила лжепочтальона с топором и чулком на голове. От ужаса она села на пол и зачем-то схватила сапожную щетку.
– Принеси таз! – рявкнул Эльдар.
Алена Ивановна на карачках, не выпуская из рук сапожной щетки, отправилась в ванную, достала с антресоли таз, опять стала на четвереньки и выползла в прихожую.
– Поставь сюда, – Эльдар показал на пол возле трюмо, – а сама влезай на тумбу, чтоб голова точно над ним свисала. Ишь, грязищу развела! Упадет башка на пол – вся вымажется, кто мне за нее потом настоящую цену даст? – Он потряс мешком под носом Алены Ивановны. Она в полном оцепенении забралась на эшафот.
– Закрывай глаза и считай до десяти. – Эльдар стащил чулок и, пряча топор в мешок, стал тихонько, чтоб продавщица не услышала, открывать дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19