Давайте-ка выпьем коньяку! Осенняя сырость. Нужно было попросить прислугу затопить камин. Я не успел позвонить.
Даже это «прислуга», непременно кольнувшее бы ее раньше, еще две недели тому назад, прошло мимо сознания.
— Давайте! Коньяк и вправду будет кстати.
Он щедро плеснул в пузатые бокалы из бутыли темного стекла. Она и этикетку не рассмотрела. Все было неважно. Кроме того, что она сидела рядом с ним на краю постели, задрапированной синим шелком.
— Ну-с, за успех нашего безнадежного мероприятия! — Бояринов протянул ей бокал, взял другой. Они чокнулись. Его глаза были совсем рядом. Странные, непонятного цвета глаза, которые втягивали ее, словно в черную дыру.
Вера залпом осушила бокал, ничего не почувствовав, словно это была вода, а не коньяк.
Бояринов с легкой усмешкой следил за ней, пригубливая янтарный напиток.
— Однако, как лихо вы расправились с этой французской штучкой!
— Да, очень мягкий коньяк. И ароматный.
— Ну что вы так нервничаете, Вера? — голосом семейного доктора участливо спросил Бояринов.
— Не знаю. Налейте еще, пожалуйста.
Он исполнил ее просьбу. Вера выпила и заговорила отрывисто, быстро, торопясь сказать то, что хотела сказать, пока страх не сковал ее, не сомкнул ее уста:
— Я отвыкла сниматься. Я вдруг поняла, что могу испугаться камеры. Я боюсь, что буду стесняться себя, своего тела… Я боюсь, что завтра сорву съемку…
— Что вы, Верочка, ну что вы? Вы — самая обворожительная женщина из всех, кого я знаю.
Он шептал ей на ухо всякие нежности, а его руки не спеша, со вкусом снимали шаль с ее плеч, расстегивали пуговицы блузки, осторожно гладили ее плечи, шею. Его губы едва касались ее волос, мочки уха, спускались вниз к ключицам, к впадинке между ними. И снова вверх. Он погрузил пальцы в гриву густых волос, перебирая их где-то на затылке, у самой шеи. И от этого по ее коже, по всему телу пробежала сладкая дрожь. Он был очень нежен. Он готовил ее долго, терпеливо, неутомимо. И наступил момент, когда чувство стыда оставило ее, и лишь желание, неукротимое желание захватило, закружило, поглотило ее…
Они возвращались в Москву вечером. Водитель уверенно вел машину, рассекая темноту светом фар. Вера молчала, кутаясь в шаль.
— Ну что ты? — Бояринов обнял ее плечи. — Что опять? Что тебя тревожит?
— Олег как взбесился. Ревнует.
— Да?
Она не видела, как самодовольная усмешка скривила его рот.
— Что ж, пусть слегка поревнует. Такую женщину ревновать не грех. А то он расслабился слишком, твой Олег. Он нужен нам напряженный, как сжатая пружина. Самодовольных героев-любовников пусть играет в своем театре.
И странно, эти жесткие, если не жестокие слова казались ей справедливыми.
Павильон был готов. Каждый из членов съемочной группы находился на своем месте. Первый съемочный день нового проекта Антона Бояринова начался.
— Все готовы? Тишина! Мотор! — раздался властный голос Бояринова.
Перед камерой выскочила девица с неизменным «дубль один». На широкой постели, застеленной темно-синим шелком, полулежала, опершись на руку, Вера. Обнаженные плечи, грудь. Струились по спине густые русые волосы.
Напротив нее в той же позе полулежал ее партнер и муж, Олег Золотарев. Глаза Веры были полузакрыты. Она говорила своим глубоким, чарующим голосом, медленно роняя слова:
— Это было удивительно… Этот сон… Я никогда раньше не видела этого мужчину, я не знаю его… Но… Он был так нежен со мною… Знаешь, он так трепетно касался пальцами моей шеи, лица. — Рука Веры проделала тот же путь, лаская себя, словно незнакомец из сна был здесь, рядом с нею, и водил ее рукой. — И потом… его рука в моих волосах… Его пальцы перебирают пряди, медленно, чувственно. Они добираются до кожи затылка, низко, почти у самой шеи. И от этого дрожь пробегает по телу… — При этих словах обнаженные плечи и грудь Веры покрылись мурашками. — И все, все, что он делал… Ах, как это было восхитительно…
Она открыла глаза, взглянула на партнера. Он смотрел на нее с ужасом.
Он — не герой фильма Максим, а ее муж, Олег Золотарев.
Камера взяла крупный план.
Глава 5
Закон парных случаев
Для начала сентября вечер выдался непривычно душным. В большом дворе, окруженном добротными кирпичными домами, прохаживалась дородная дама, скучая и обмахиваясь веером. Дама выгуливала таксу. Кобелек занимался своими делами, то пытаясь прорыть траншею в нарядной клумбе, то обнюхивая «письмена», оставленные братьями по разуму, и, задрав короткую лапу, тут же строчил ответ. Дама уже направилась было домой, когда во двор въехал «форд» и двинулся вдоль полосы газона с намерением припарковаться. Однако привычное место стоянки было занято какой-то «копейкой».
«Форд» остановился, из него вышел молодой мужчина.
— Добрый вечер, Николаша! — промурлыкала дама, подходя к соседу.
— Здрасте, Маргарита Сергеевна! А кто это на мое место машину поставил?
— Понятия не имею. Какая духота сегодня!
— Не, что это за дела? Чья тачка? У нас в доме ни у кого такой развалюхи нет. Кто на мое место встал?
— Кто спал на моей кровати и ел из моей миски? — пошутила Маргарита Сергеевна.
Из-за угла здания появился невысокий, тщедушный мужчина и остановился возле крайнего подъезда.
— Черт знает что! — не принял шутки Николай. — Приезжаешь усталый, выжатый как лимон, а какой-то… чудила занял твое место! Толстяк в ней сидит какой-то. И че? И сколько он будет сидеть?
— Ах, Николаша, ну что вы завелись? Поставьте вашего красавца в другое место. Вон, хоть возле клумбы.
— Да? Там место Вадима Яковлевича. А он куда поставит? Вон он как раз едет.
Действительно, к ним приближался рыжий «сааб».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14