В Новосибирске, что ли… Нет, не помню. Спросите у его жены, она вам все расскажет. А я больше ничем не могу вам помочь. Для меня все происшедшее — полнейшая загадка. Тайна за семью печатями. Мне казалось, я хорошо знаю обоих, а вышло… — Он пожал плечами. — Как говорится, чужая душа — потемки.
— Увы, это так, — подтвердил Турецкий.
Тут дверь бесшумно отворилась, и в кабинет вошел невысокий и безликий, как тень, молодой человек. Он подошел к Беглову, наклонился и что-то тихо сказал ему на ухо. Беглов кивнул и произнес, обращаясь к Турецкому:
— К сожалению, Александр Борисович, я вынужден закончить нашу беседу. Через полтора часа у меня встреча в Кремле, а я еще должен кое-что сделать. Я ведь не могу опоздать в Кремль, сами понимаете.
— Само собой, — кивнул Александр Борисович.
— Если у вас будет время, мы можем продолжить эту беседу завтра или послезавтра.
— Обязательно продолжим, — сказал Турецкий.
На этом аудиенция была окончена.
6. Королева красоты
Если и впрямь существуют на свете настоящие королевы красоты, то одна из них стояла сейчас перед Турецким. Длинные, чуть вьющиеся каштановые волосы, высокий, чистый лоб, огромные карие глаза, излучающие тепло и страсть, тонкий абрис лица и полные, чувственные губы — вот какой женщиной была Ляля Боровская.
Она взяла удостоверение Александра Борисовича, прочитала, сощурившись, как это обычно делают близорукие люди. И этот жест, это движение придавало ее лицу еще больше привлекательности. Так часто бывает с красивыми женщинами: любая гримаса — морщат ли они нос, поджимают ли брезгливо губы, щурятся ли — не уродует их лица (как это обычно бывает с некрасивыми женщинами), а, наоборот, заставляет взглянуть на их красоту по-новому, под другим углом зрения, что ли. Александр Борисович встречал таких женщин всего-то раз пять за свою долгую и насыщенную событиями жизнь.
— Значит, из прокуратуры, — произнесла Ляля глубоким и словно бы простуженным голосом. Затем подняла взгляд на Турецкого и, снова прищурившись, внимательно на него посмотрела. — Что ж, — сказала она со вздохом, — проходите.
Квартира олигарха выглядела совершенно заурядно. (Турецкий слышал, что у Боровских есть шикарный особняк на Николиной горе. По всей видимости, большую часть времени Боровские проводили именно там, а московская квартира была для них чем-то вроде временного жилища, походной палатки городского типа.)
— Скромно у вас здесь, — сказал Турецкий, усаживаясь в кресло и оглядывая гостиную.
Ляля пожала плечами:
— Вы так считаете? Может быть. Геня не любит роскоши. Он считает ее вульгарной.
— Роскошь роскоши рознь, — назидательно заметил Турецкий.
Ляля (она стояла, опершись плечом на стену и скрестив на груди тонкие руки) усмехнулась:
— Может быть. Между прочим, кресло, на котором вы сейчас сидите, принадлежало когда-то князю Голицыну.
— Вот как? — Турецкий едва не подскочил от неожиданности и лишь недюжинным усилием воли заставил себя остаться в кресле, которое вдруг показалось ему хрупким и невесомым.
— Вам уютно? — заботливо осведомилась Ляля.
— Да, — кивнул Турецкий, — вполне. Правда, теперь у меня такое ощущение, будто я сижу на китайской вазе.
Ляля засмеялась:
— О, не беспокойтесь, пожалуйста. Это кресло гораздо крепче нынешнего заводского новодела. Оно еще нас с вами переживет!
— Не знаю, как для кресла, а для нас с вами это звучит не слишком оптимистично, — проворчал Турецкий.
— Скажите… вас, кажется, Александр Борисович зовут?
— Да.
— Меня можете звать просто Ляля, меня все так зовут. — Она прошла к дивану и присела на краешек. Потом посмотрела на Турецкого своими огромными золотисто-карими глазами и продолжила: — Александр Борисович, вы ведь ведете дело Генриха?
— Да.
Ляля кивнула и повторила за Турецким:
— Да. И это хорошо. Потому что вы хороший человек, а это главное.
— С чего вы взяли, что я хороший?
Она улыбнулась:
— А я это вижу. У меня талант — я сразу вижу человека. Первое впечатление меня никогда не обманывает.
Турецкий нахмурился и сказал:
— Главное для следователя — профессионализм, а не душевные качества.
Но Ляля отрицательно покачала головой:
— Нет. В деле моего мужа это не главное. Я знаю… вы знаете… Господи, да все уже знают, что в нашей стране началась травля богатых людей. Какой-то дурак прозвал их олигархами, и это слово прицепилось. — Ляля задумчиво нахмурилась и нервно покусала губу. — Понимаете, Александр Борисович, — с усилием продолжила она, — для меня Геня не олигарх. Он — мой любимый мужчина. И пожалуй, самый лучший из всех людей, каких я когда-нибудь встречала. Но ведь это никого не интересует. Никого не интересует, сколько хорошего делает человек для своей страны. Для наших людей важно лишь то, что Геня богат. А значит, по определению, мерзавец и гад. — Ляля прищурилась. — Вы понимаете, о чем я говорю?
— Понимаю, — ответил Турецкий.
Глаза Ляли засияли.
— Поэтому я и говорю, что для Генриха… для нас с Генрихом сейчас самое важное, чтобы следствие вел хороший человек. Чтобы он относился к Генриху без предубеждения, как к простому человеку. Чтобы не старался изо всех сил посадить Геню в тюрьму. И не думал постоянно о том, что Геня — олигарх. Понимаете?
— Вполне, — кивнул Турецкий.
Ляля облегченно улыбнулась:
— Я вижу, что понимаете. Я отвечу на все ваши вопросы честно, потому что знаю, что только этим могу помочь Генриху.
— Удивительно правильный подход, — одобрил Турецкий. — Тогда я, пожалуй, нач…
— Кофе хотите? — неожиданно спросила Ляля.
— Кофе? М-м… Да, пожалуй, нет. Спасибо.
— Спиртное вам не предлагаю, потому что вы на работе, — сказала Ляля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15