Я что, депутат? Да и вообще, чего это ты так завелся?
— Ты не депутат, хотя… знаешь, это мысль! — засмеялся Грязнов. — Саня, в самом деле, где наша не пропадала, давай сделаем из тебя крупного политического деятеля? Только боюсь, во время предвыборной кампании столько баб с компроматом появится… А ты о них, наверно, уже и думать забыл. Нет, не бывать тебе политиком.
— Точно, не бывать. И вообще, мне домой пора, — сказал Турецкий, не двигаясь, впрочем, с места.
— Оно и видно. Вот лучше полюбуйся. — Грязнов достал из портфеля книжку и протянул Турецкому. Это была самиздатовская книжка, переплетенная кустарным способом и, возможно, существующая только в этом единственном экземпляре. На обложке стояли имя и фамилия, больше ничего.
Помощник генерального взял увесистый фолиант и прочитал вслух:
— Луиджи Зингалес… Это еще кто?
— Автор теории, которую я тебе сейчас изложил.
— А, — равнодушно сказал Турецкий и положил книгу на стол, — тогда ладно.
— Ты что же, даже не заглянешь в нее? — удивился Грязнов.
— А на кой черт?
— Ну как знаешь.
Следующий бокал пива тянули в полном молчании. Жара спадала. Турецкий думал о том, как хорошо было бы, если бы дома его ждала роскошная окрошка, приготовленная на кефире, и еще жена — в хорошем расположении духа, а Грязнов думал о том, как бы поделикатней подобраться к главной теме дня и не испортить Турецкому настроение, ну и самое главное — добиться желаемого результата.
Наконец он кашлянул. Турецкий машинально посмотрел на него.
— Один американец… — начал было Вячеслав Иванович. А Турецкий с удовольствием подхватил:
— Один американец засунул в жопу палец! Помнишь, в детстве?
— Саня, перестань. Один американец, он же преподаватель высшей школы бизнеса Чикагского университета, сочинил необычную теорию.
— Славка, — тут же поскучнел Турецкий, — ты опять? Я тебя насквозь вижу. Не хочу даже заглядывать в эту книжку. У меня отпуск на носу. Ты хочешь меня втравить в очередную авантюру? Он сочинил теорию, у него ее украли, потом вор получил Нобелевскую премию, и этот американец готов все отдать, чтобы мы с тобой вывели его обидчика на чистую воду. Что-нибудь в таком духе, да? Не пойдет.
— Ну как знаешь, только американец тут ни при чем. Эта книженция, — Грязнов кивнул на фолиант, — для внутреннего пользования, мне ее сегодня замминистра вручил, а ему — лично автор на каком-то банкете. Мне она до одного места, как и тебе, если только не учитывать, что она наглядно демонстрирует один свежий пример явной социальной несправедливости…
Турецкий фыркнул.
— Что? — не понял Грязнов.
— Ничего. Ты говоришь так, будто все еще на приеме у своего замминистра. Проще надо быть, Славка, и тогда не исключено, что люди к тебе…
— Брось, — неожиданно жестко оборвал Грязнов. — Уже никто ни к кому не потянется. Все команды давно сыгранны, и не важно, кто в какое ведомство переходит. Саня, кроме шуток, мне сейчас не до изящного стиля. Мне надо хорошего человека из беды выручать. А изящные формулировки, знаешь…
— Тем более говори нормальным языком, что случилось? Какая помощь нужна?
— Адвокатская, — вздохнул Грязнов. — Конкретно — Юрка Гордеев нужен. Тут только такой юридический волк, как он, и справится.
— Ну так позвони ему, — пожал плечами Турецкий. — Всего-то делов. Он сейчас где? В Химках, в Москве?
— Не знаю, наверно, в Москве. Но звонить я не буду, потому что он меня пошлет прямым текстом.
— С какой стати? — удивился Турецкий.
— С такой. Так уж как-то получилось, что последнее время все дела, которые я ему подсовывал, оказывались жутким геморроем…
Турецкий засмеялся, расплескивая пиво.
— Ты что? — не понял Грязнов.
— Ровно то же самое могу сказать и про себя, — объяснил помощник генерального прокурора. — Слава, ну ты даешь. Когда такое было, чтобы мы друг другу коробки шоколадных конфет с бантиками подсовывали?
Грязнов напрягся и сказал:
— Я помню, как помогал тебе вещи перевозить.
— Я тоже помню — это лет пятнадцать назад было, еще до Генпрокуратуры. Так что у тебя с Гордеевым не так?
— Как раз когда он в Химки переезжал, в новый офис, я ему сосватал одно дельце в Зеленогорске . Надо было одного опера тамошнего отмазать.
— Ну помню, кажется, — отозвался Турецкий. — Какая-то афера с порнофильмами, да?
— Примерно. Так вот, с тех пор Юрка вообще зарекся со мной дело иметь.
— Да не может быть, — удивился Турецкий.
— Так и есть. Сказал, что оказывать услуги друзьям — это одно дело, а друзьям друзей — совсем другое и даже третье. И ему оно себе дороже. И вообще, он теперь занят, он занимается сугубо адвокатской практикой и в нашу ментовскую грязь больше соваться не намерен.
— Ну… может, устал человек, — предположил Турецкий. — В провинции работа не сахар. А уж ментовская грязь там сам знаешь…
— Химки не провинция, — возразил Грязнов.
— Территориально — да, а фактически… Ты там вообще был когда-нибудь?
— Обижаешь, начальник! Сколько раз мы еще в восьмидесятые с тобой вместе туда на матчи с ЦСКА ездили?!
— Я не про то, — пояснил Турецкий. — Я говорю, тебе в таком месте приходилось работать? Чтобы, с одной стороны, в двух шагах от Москвы, с другой…
— А как же, была пара дел, — подтвердил многоопытный Грязнов. — Рутина. Маньяки. Серийные убийцы.
— Вот, — удовлетворенно кивнул Турецкий. — Тогда ты его должен понять. У мужика сложный период, называется — акклиматизация. Ему надо форму набрать, авторитет наработать, соответствующий настрой в себе удерживать, не говоря уже о заработке. И вообще, о чем мы говорим, я не совсем понимаю?! Ты считаешь, что мне удастся его уговорить тебе помочь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14