А накурено! Сизый дым попер в открытую дверь мощной ядреной волной. Можно открыть рот и дышать бесплатно, никаких папирос не нужно. Григорий подслеповато всмотрелся в лица мужиков. О-о, казаки гуляют! Посередине залы, как называет неуютное помещение забегаловки буфетчица Зинка, мрачные казаки сдвинули два стола и восседали как на военном совете. Что-то невесело они сегодня гуляют — отметил Деревянко и тут же вспомнил, что вчера в станице произошли кое-какие события, которые встряхнули всю Новоорлянскую. Младшего брата Куренного убили — пронзила мысль. А вот и сам Куренной во главе стола. Мужику тридцать пять, а он ныне на все пятьдесят выглядит. Лицо аж почернело — и от горя, и от ярости. Скорее всего от ярости. Потому что Олежка, царствие ему небесное, родню свою давно позорил. Все в станице знали, чем он промышляет и на какие деньги машину купил, гуляет с друзьями, одевается в красивую одежду заграничную, когда не нужно в казачью выряжаться…А ведь казацкого рода парень, да еще и брат в чинах. Догулялся, жеребец…А что они тут все собрались? Поминки вроде рано справлять, еще и похорон не было.
Не успел он закрыть за собой дверь, как все за столом оглянулись и Димон безо всякого почтения к возрасту старого казака окрысился:
— Не видишь, Григорий Алексеич, совет у нас тут! Чужим вход воспрещен!
— Та я тильки выпить, — извиняющимся тоном прошелестел Деревянко. Совсем не хотелось попадать под горячую руку злого Димона, но и выпить он имел полное право. Чай не частное это заведение, а общественное.
— Иди сюда, Григорий Алексеевич, — сурово позвал его Куренной. — Выпей с нами за помин погубленной души моего единственного брата Олежки. И иди себе с Богом. У нас тут разговор серьезный.
Деревянко с чувством собственного достоинства подошел к столу, кто-то подал ему стул, Куренной плеснул в стакан водки.
— Нехай земля ему пухом, твоему Олежке! — опрокинул стакан вожделенной жидкости Деревянко. Все молча последовали его примеру. Дальше задерживаться было уже неудобно, и так честь оказали, и Деревянко вылез из-за стола.
— Возьми с собой, — вручил ему бутылку «Столичной» Куренной. — Извини, Григорий Алексеевич, дома выпьешь.
Деревянко сдержанно поблагодарил Куренного и вышел на крыльцо. Свежий ветерок пробежался по лицу, солнечный луч, попав в глаза, выдавил слезу. Старый казак вытер ее кулаком и вздохнул. Вот бедолага Олежка, хоть и непутевый младший сын у Куренных, но ведь совсем молодой был. И такой страшной смертью помер, прирезал его москвич какой-то, вся станица об этом калякает…Прирезал ни за что и убег куда-то. Всю ночь его ловили — и милиция, и казаки, всю станицу переполошили. Только затаился он где-то. Деревянко засунул бутылку за пазуху и решил домой не возвращаться. Верка сейчас начнет его обнюхивать, есть поедом, а куда ему прятать бутылку — уже никакой фантазии не хватает. Лучше сейчас прямым ходом на речку Ялпужанку. Сядет культурненько в ивняке, выпьет свое законное на природе да в тишине. А Верке скажет, что сам Куренной угостил. Уж тогда старая не посмеет свою щербатую пасть открывать да гнобить мужа! Старшего сына Куренного тут все уважают. А если и врут, что уважают, так боятся точно.
А в кабаке тем временем продолжалось разбирательство, которое никому ничего хорошего не сулило. Куренной до поры до времени сдерживался, только метал злобные взгляды на Димона.
— Ну шо, Дмитрий Михалыч, скажешь мне? Ты объезд в то утро делал? Почему ты сразу не привел его сюда, а отдал этим дуракам из милиции?
— Так… — замялся Димон, не находя убедительных оправданий. — Хто ж знал?
— Хлопцы сказали, что он показался вам подозрительным. Ты был в патруле — с тебя и спрос.
— Почему с меня? — попытался удивиться Димон. Но по его виду всем стало ясно, что он чувствует свою вину.
Куренной вспыхнул мгновенно.
— Да потому, что ты совсем нюх потерял, Димон! Тоби башку отрежут, а ты и не заметишь, потому как мозги у тебя совсем в другом месте! Как так могло случиться, что на моей земле появился какой-то хер, сбежал из ментовки верхом, как гребаный Зорро, ридного моего братана убил и этого гада уже сутки не могут найти? А? Шо это за сказки про козявочку?!
Димон молчал, опустив глаза. Обычно самоуверенный и наглый, перед Куренным он стушевался, и ему на помощь пришел один из казачков.
— Мы всю станицу обшмонали…Може, он уже в другом месте…
Димон поднял голову и, глядя злым взглядом на товарища, потому как тот со своей помощью поставил Димона совсем в глупое положение, мрачно произнес:
— Не мог он сбежать. Я везде посты расставил.
— Не посты, а разъезды, мудак, — резко перебил его Куренной. Его тяжелый взгляд скользнул по лицам казаков.
— Плохо шмонали. Он здесь чужой, его наши сразу бы увидели и выдали со всеми потрохами.
— Ну давай пидпалим станицу со всех сторон и кругом станем, — неудачно пошутил кто-то из казачков. — Может, он и выбежит.
— Ты, Клест, пыхало свое поганое заткни! — гневно оборвал его Куренной и хлопнул ладонью по столу, да так, что посуда зазвенела. — Охренели совсем, мать вашу! Где субординация?!
Клест испуганно втянул голову в плечи и заюлил:
— Та я пошутковал.
— Нашел время шутковать. — Куренной вдруг успокоился и спокойным тоном объявил:
— Похороны в субботу.
— Так смотр отменяется? — Димон встал и запустил руку в карман. — Надо обзвонить всех…
— Сидеть! Никто ничего не отменяет! С похорон на смотр поедем. — Он с угрозой обвел всех взглядом и с расстановкой произнес:
— Но если вы… до субботы… его не найдете…
Он не успел закончить фразу, как дверь кабака вдруг распахнулась и на пороге появился Турецкий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78