Он почти не закусывал, а только курил папиросы одну за другой.
Вскоре Кизим вышел в коридор, оставив хмурого гостя дымить очередной папиросой в библиотеке. Подозвав к себе дежурного, он распорядился разместить ординарца майора в помещении второго взвода, а для последнего приготовить комнату, расположенную на втором этаже возле комнаты воспитанниц. Затем он вернулся к столу.
- Майор, закусывай! Развезет!
- Не переживай… я еще и не столько могу выпить…
- Верю. Но может на сегодня хватит?!
- Все нормально, Петя! – отозвался заплетающимся голосом танкист, - где у тебя можно бросить кости? Я что-то устал…
- Пойдем, - Петр Трофимович взял уставшего и изрядно пьяного офицера под руки и повел того в приготовленную дневальным спальню. По дороге танкист что-то бормотал и слегка сопротивлялся, убеждая, что он и сам может дойти. Но Кизим не выпускал его из своих объятий до самой кровати. Там он усадил его на пружинистое ложе и, пожелав хорошо отдохнуть, оставил одного.
* * *
Уже не первую ночь он просыпался заполночь, часа в три и долго не мог уснуть. Вот опять все повторилось. Раненая рука ныла и стонала. Казалось, что она - это отдельный организм, не входящий в состав его тела. Боль была ноющей, выкручивающей суставы и мышцы. Он пытался крутить руку вместе с направлением боли то по часовой стрелке, то против, но легче от этого ему не становилось. Сон прошел окончательно. Пытаясь отвлечься от надоедливой и противной боли, он попытался заставить себя думать только о хорошем, вспомнить в подробностях приятные минуты, случившиеся в его жизни. Для таких случаев у него всегда было несколько моментов, уже не раз поминавшихся и легко восстанавливаемых его памятью в мельчайших подробностях. Особенно ему нравилось вспоминать тот день, когда он познакомился со своей женой. Это произошло в тридцать пятом на праздничной демонстрации первого мая. День был на удивление теплый, ярко светило весеннее солнце. Только прохладный ветерок совсем немного портил детскую радость от ощущения наступившей весны. Повсюду трепетали красные флаги и транспаранты с крупными белыми буквами «МИР, ТРУД, МАЙ!», растянутые поперек улиц. Они надувались как паруса кораблей. Повсюду счастливые люди. Разноцветные шары. Гвоздики в петлях мужских пиджаков. Небольшие группы людей стоящие то там, то здесь, весело разговаривающие, смеющиеся, улыбающиеся. Музыка из колоколов репродукторов, музыка аккордеонов и гитар, песни, вырывающиеся высоко в небо над компаниями совершенно разных, но одинаково радующихся празднику людей. И лица. Лица, излучающие счастье. Люди словно оживали вместе с просыпающейся природой. Такая радость могла случаться только в детстве. Он шел к месту встречи работников и учеников его школы, когда его обогнала веселая гурьба девушек. Они о чем-то непринужденно болтали и их слова то и дело прерывались неуемным хохотом. Одна из девушек задела его плечом и обернулась чтобы попросить прощение. Он нисколько не огорчился и лукаво улыбнулся ей. Она расхохоталась в очередной раз, но тут же внимательно и серьезно посмотрела ему в глаза. Их взгляды встретились и, именно в ту минуту, в ту секунду он понял, что влюбился! Маша была молода и красива. Ее длинные волосы развивались на ветру и умудрялись попадать ей в широко раскрытые глаза, пухлые ненакрашенные губки, закрутиться вокруг элегантных ушек и зацепиться за вздернутый носик. Она, не позволяя им вести себя так, постоянно придерживала своей тоненькой ручкой.
- Извините, пожалуйста! – прозвенел ее голосок. – Я случайно!
- Ой! Да не извиняйтесь! Я даже не почувствовал! – улыбаясь ответил он.
- Машка! Побежали, а то опоздаем! – потянули ее за рукав подружки, пытаясь перевести быстрый шаг в легкий бег.
- Бегите, я догоню вас! – и она еще раз посмотрела ему в глаза, утопив его в голубизне своих. – А Вы куда идете? Где у вас сбор?
- На Лермонтова.
- Ой! И у нас там! Пойдемте?!
- С удовольствием! Как Вас зовут?
- Маша! А Вас?!
- Меня Петр.
- Очень приятно! – и она весело зашагала рядом с ним. «Вот оно! Счастье! Вот она – моя судьба!» - думал он, и это была правда! Он понял, что только она есть его судьба!
И с того времени они не расставались больше никогда, они зашагали по жизни рядом. Разлучила их только война.
Он вспомнил любимую дочурку. Вспомнил, как она любила засыпать у него на плече. Как прижималась к нему, повторяя «папочка». Как она радовалась, когда он возвращался домой. Как гордо шла по городу, держась за его руку своей маленькой детской ручонкой.
Воспоминания, сначала вызванные искусственно, стали плавно меняться, перескакивать с одного момента на другой. Он вспомнил детство, как мальчишкой бегал по берегу реки и громко смеялся. Они с отцом ходили на рыбалку, а он выпустил в реку всю рыбу, пойманную отцом. Отец сначала разозленный, а потом уже развеселившийся гонялся за ним, чтобы затем повалить на речной песок и в шутку отлупить. Потом в голове возникли картины гимназии, Рождественские гуляния, девочки из соседней женской гимназии, санки, снег, мороз…музыка…музыка духового оркестра в парке…опять весна… вот осень в том же парке…желтые, красные, бурые кленовые листья под ногами…
Он стал проваливаться в дремоту. Боль утихла. Захотелось спать и не о чем больше не думать. Тишина. Еле слышные шаги часовых. Легкий шелест молодой листвы, дрожащей под порывами весеннего ветерка. Спокойствие. Молчание птиц. Тишина. Наконец глаза больше уже не дергались, а веки отяжелели, сомкнулись, он заснул.
* * *
Из состояния крепкого сна его вывели чьи-то истошные крики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20