Немного занимаюсь сутенерством. У меня теперь есть прозвище-Лапша. Это потому, что я ем только китайскую лапшу.
В один прекрасный день я столкнулся с десятком недружелюбных парней, так что какое-то время приходится лежать тихо, пить саке, отмокать в ванне и нежить свои перетряхнутые косточки. Так вот. Примерно через неделю, когда я валяюсь в купальне и трахаюсь со своей подружкой, вламывается парень и порывается зарезать меня круглым ножом для пиццы… Громко завывают тромбоны и грохочут цимбалы… Я ору: «Эй, мудак, выметайся отсюда, мать твою! Ты, бля, кто такой?..» Но он ничего осмысленного не отвечает, а продолжает размахивать руками и орать. Так что я вылезаю из ванны, голый – за исключением нижнего белья – и расхерачиваю его потную рожу в ошметки. А потом отбираю этот гребаный нож для пиццы и вырезаю парню на спине красивый узор типа снежинки. Получаются этакие тоненькие алые линии, и кровь сочится из них, как неоновый свет из волос ангела.
В общем, по итогам всего этого дела я оказываюсь в тюрьме. Первый и единственный раз в своей жизни. Я сижу в камере вместе с одним мужиком, который наотрез отказывается разговаривать. Я зову его Молчуном. Мы быстро становимся друзьями – для этого не требуются слова. Я просто наслаждаюсь тишиной и его безмолвным присутствием рядом со мной.
В тюрьме я встречаюсь со своими закадычными врагами. Они сидят в камере, которая точно напротив моей, и начинают на меня наезжать. Я посылаю этих п…данутых ублюдков куда подальше, а в ответ они кроют меня на чем свет стоит. В конечном итоге я скапливаю во рту побольше слюны и отправляю ее в полет. Слизистый шар виснет на решетке их камеры и медленно стекает вниз, расползаясь длинными, хрустально-сверкающими соплями. Парни в ярости, а я – счастлив и безмятежен. Сейчас я готов ратовать за мир во всем мире.
Надзиратель приносит мне зеленую зубную щетку, поскольку гигиена-прежде всего. Полкоробка спичек – и ее пластмассовая рукоятка обтекает и застывает, приняв нужную мне форму. Размягченный конец превращается в бритвенно-острое лезвие. Остаток щетки я обматываю проволокой, чтобы не скользила в руке. Вуаля! Я готов к драке. Именно она и происходит в сортире за день до моего освобождения: какой-то парень недоволен, что я слишком долго ссал.
Когда я выхожу из тюряги, оказывается, что мир здорово изменился. Девчонки в топиках. Ботинки-говнодавы. Ароматические палочки. У всех длинные волосы. Розовые солнечные очки. За двадцать четыре часа я становлюсь самым что ни на есть стильным парнем и возвращаюсь к своим обычным шалостям. Я краду кожаную куртку и прямиком отправляюсь в купальню. Девчонка напускает в воду слишком много пены. Пузыри лопаются на потолке. Мы занимаемся сексом, не снимая нижнего белья. Оба. Суперкруто, я вам скажу. Теперь я всегда так делаю. И не спрашивайте, почему.
Так вот, мы барахтаемся в ванне с пузырями и оттягиваемся на полную, когда вдруг в купальню пролезает какой-то парень и начинает пялиться на нас. Я говорю: «Какого черта, мудак»? Он здорово меня разозлил, и я намерен разделать его как Бог черепаху. А он мне кивает. Оказывается, это мой Молчун из тюрьмы, поэтому вместо того чтоб его пристукнуть, я вытираюсь и мы жмем друг другу руки. Я прошу свою девчонку в намыленных штанишках – студенточку из университета – отвалить и немного почитать книжку. Она повинуется без единого слова.
Молчун рассказывает. Вернувшись из тюрьмы, он заподозрил жену в измене, реально взбесился и располосовал ей лицо. Потом выяснилось, что ничего такого не было. Молчун оказался неправ, и теперь он чувствует себя очень хреново. Я ободряюще похлопываю его по спине, но это только усиливает его отчаяние. Молчун принимается плакать. Я одеваюсь и выглядываю в окно. Никогда не утешайте расстроенного мужика при помощи ласки – эмоции брызнут из него фонтаном.
За окном я вижу пятерых парней, готовых к драке. Молчун вытирает слезы, сморкается громче, чем лягушка-бык, и говорит: «Без мазы, парень. В смысле драки я – пас. Я работаю в китайской забегаловке. Заходи, если что». Я отвечаю: «Не парься, приятель», – и выхожу наружу. Ко мне моментом подваливает здоровая горилла и спрашивает прикурить. Я вынимаю свою пачку и протягиваю ему. Он ухватывает сигарету, сует в рот. Я щелкаю зажигалкой и подношу огонь. Когда горилла нагибается за первой затяжкой, я ввинчиваю ему. в челюсть. Он валится. Это называется сигаретный удар – работает безотказно. Потом я надираю им всем задницы. Такая развлекуха. После драки эти ребята предлагают угостить меня выпивкой. Ну, точно чокнутые! Я говорю: «А чё, давайте». Мы вместе идем бухать и становимся друзья – не разлей вода. Мы создаем собственную банду, и я становлюсь главарем. Называем себя панками. Курим сигареты. Каждую ночь у меня новая девчонка. Я – крутой парень.
Однажды вечером я встречаю киску, на которой надеты сразу три слоя ярких штанишек, и мы барахтаемся в ванне с пузырьками. Возможно, мы занимались сексом. Трудно сказать. Думаю, да. Я чувствовал, как что-то обволакивало моего дружка, но это могли быть и просто ноги. Вот она лежит на спине и тычет босой ступней мои яйца: эй, когда же угорь вернется в свою розовую пещерку? На несколько секунд я делаюсь самым счастливым парнем на свете – и, конечно же, все это окажется в чреве моего дневника. Потом деваха наставляет на меня нож… С улицы доносятся переливы гнусавого банджо… Она – деревенская девчонка, говорит эта куколка. Когда-то я, дескать, изнасиловал ее и продал в бордель. «Невозможно, девочка, – отвечаю я. – Ты меня с кем-то спутала.» Я одеваюсь. Она не отстает и называет меня сукиным сыном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100