Я как раз собирался отвести ее в больницу на аборт, но моя машина никак не хотела заводиться. Я ждал, время шло, в итоге Карен психанула и позвонила моему другу, который сказал: «Погоди, сейчас приеду». Он довез ее до больницы, и, пока они туда ехали, втюрились друг в друга. Хотя, может, это произошло и на обратном пути. Думаю, после этого он стал «ее мужчиной». Да, в моей жизни хватает взлетов и падений. Большую часть времени я чувствую себя так, будто вот-вот взорвусь. Ба-бах! Словно вишневая бомба. И разлечусь брызгами во все стороны, а потом буду корчиться во сне от смеха, словно жирная морская свинка, а потом вдруг – на тебе, этот Жирный Мясокомбинат решит построить новый дом, и я опять при деле.
Он внушает им, что они находятся в исключительном положении, потому что он, помимо всего прочего, еще и официальный строительный подрядчик, поэтому будет наблюдать за их «малышом» от начала до конца. Он всегда так делает. Не могу сказать, что способно остановить его раз и навсегда, но я определенно стою у него на пути. Даже если ему удается дельце, то на уговоры уходит куда больше времени, чем обычно, ибо я рушу все, что он строит.
Как только Жирный Зануда приступает к строительству, вот что я делаю. Ровно в полночь, или в час, или в два – одним словом, как только мои родители заснут, я беру автофургон моей матери, еду на нужный участок и останавливаюсь неподалеку. Распиленные бревна отлично пахнут. Некоторые просто сходят с ума от этого запаха, потому что он «возвращает их к истокам». Они закрывают глаза и начинают «вести себя естественно»: влипают в древесный аромат и раскачивают головами в поисках чего-то, чего в нем нет, а потом возят руками по спилу вдоль волокон и разглагольствуют о том, как бы им хотелось делать что-то собственными руками. Но дальше очередной занозы дело обычно не продвигается.
Как правило, строители бетонируют ванну сразу после того, как заливают фундамент. Ванны – это мои рабочие кабинеты. Я укладываюсь в них, потягиваюсь и начинаю пристально всматриваться в небо. Жду падающую звезду. Когда ты живешь в городе, на это могут уйти часы. В эти моменты я чувствую себя вроде как защищенным и не таким несчастным. Я размышляю о том, что мне за этот день наговорили другие люди и какие ругательства я могу взять на вооружение. Карен и я перетрахались в половине ванн по соседству. Огромные низкие ванны – наихудший вариант. Они слишком здоровые. Это все равно что лежать посреди безлюдной взлетно-посадочной полосы, а до обочины ползти целую вечность. Причем, вправо или влево, – один хрен. И все-таки там было клево. Хватит, не хочу больше об этом думать.
Короче говоря, я переношу в автофургон столько строительного материала, сколько считаю нужным (а это, как правило, все, что есть), отвожу домой и складирую у себя на заднем дворе. Там у меня хранятся доски два на четыре и листы клееной фанеры. Я семейный садовник. Так что мои родители никогда не бывают в курсе того, чем я занимаюсь. Поначалу я ненавидел это занятие. Нет ничего хуже, чем поливка газонов и борьба с сорняками. Однако потом я построил себе сарай для инструментов (именно в нем я и храню свои товары) и сказал отцу, что именно надо купить, чтобы участок выглядел ухоженным. Мы пошли в скобяную лавку, и он купил мне целый арсенал всяких приспособлений. Садовые ножницы, тяпку, напильник, лопату, вилы и, конечно же, мои любимые кувалду и цепную пилу. Черным маркером я подписываю стройматериалы: ставлю на них свои инициалы или просто крестик, а иногда рисую свастику, чтобы не возникало никаких сомнений насчет того, кому все это принадлежит. Если родители начинают меня расспрашивать, я просто говорю, что все это мое, и ухожу. У нас никогда не возникало с этим проблем. Чем быстрее завершаешь дискуссию, тем проще оказывается внушить именно то, что ты имеешь в виду.
Я продаю стройматериалы ребятам из школы по низким (почти бросовым) ценам. Кен Норби покупает у меня фанеру для создания своих долбанутых серфингистских картин, а Ховард берет доски два на четыре для своего заборостроительного бизнеса. Они очень устойчивы.
Так продолжается до тех пор, пока они не облицуют деревом каждую комнату, а это значит четыре деревянных стены. Тогда на следующий день они вносят внутрь унитаз. И каждую ночь я вывожу его и просто топлю в реке под Лос-Анджелесом. Никому из тех, кого я знаю, не нужны унитазы. Если же им все-таки удаются установить злосчастный унитаз, я забираюсь внутрь дома с кувалдой и проламываю везде дырки размером с голову. Иногда я впадаю в исступление и разваливаю самый фундамент несколькими нехилыми ударами. Отверстия, которые получаются в унитазах, доставляют Толстому Придурку больше всего хлопот, потому что рабочим приходится выкорчевывать старый унитаз, заказывать и устанавливать новый.
Следующим шагом является визит риэлтора к нам домой. Он стучит в дверь и в очередной раз представляется, как правило, моей матери. У нее укороченный день, поэтому она приходит домой первой.
– Что ж, все это мы с вами уже проходили, – обращается он к матери.
– Мне трудно в это поверить, – отвечает она. – Нелепость какая-то. Вы уверены, что это мой сын? Он проявляет большую заботу о том, что его окружает. Изучает природоведение в школе. Смотрите, как он ухаживает за нашим участком.
– Да-да, у вас чудесный дом, миссис Мартин. Но я не раз замечал вашего мальчишку. Своими собственными глазами при дневном свете. Он околачивается на моей собственности. Пугает моих клиентов. По какой-то неизвестной мне причине он выбрал именно меня. Я даже видел его однажды с молотком… (Все это время я стою в ванной и внимательно слушаю, притворяясь, что сру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100