– Дизентерия. Ей нужен доктор. Как можно быстрее.
Жюль заковылял вниз по ступенькам.
– Я схожу в деревню, посмотрю, дома ли доктор Тивенен, – бросил он через плечо.
Он вернулся примерно через час, с трудом крутя педали своего велосипеда. Девочка наблюдала за ним из окна кухни.
– Старик куда-то ушел, – сказал он жене. – Его дом пуст. Никто не мог сказать ничего определенного. Поэтому я проехал немного дальше, в сторону Орлеана. Я нашел какого-то молодого врача, попросил его поехать со мной, и он согласился. Но проявил заносчивость и высокомерие и заявил, что у него есть более важные дела.
Женевьева закусила губу.
– Я надеюсь, что он приедет. Скорее бы.
Доктор появился только после обеда. Девочка больше не осмеливалась говорить о возвращении в Париж. Она понимала, что Рахиль очень больна. Жюль и Женевьева слишком волновались из-за Рахили, чтобы уделять внимание еще и ей.
Когда они услышали, что прибыл врач, о чем возвестил лай собаки, Женевьева повернулась к девочке и попросила ее побыстрее спрятаться в подвале. Она объяснила, что этого врача они не знают, потому что раньше всегда обращались к другому. Поэтому лучше принять меры предосторожности.
Девочка подняла крышку в полу, скрывающую ход в подвал, и скользнула вниз. Она сидела в темноте, прислушиваясь к каждому слову, долетавшему до нее сверху. Она не могла видеть лица врача, но его голос ей не понравился – он был резким, скрипучим и гнусавым. Он все время спрашивал, откуда взялась Рахиль и где они ее нашли. Он проявил настойчивость и упрямство. Но Жюль отвечал ему спокойно и рассудительно. Он сказал, что Рахиль была дочерью соседа, который на пару дней уехал в Париж.
Но по тону врача девочка заключила, что он не поверил ни единому слову Жюля. Он рассмеялся очень неприятным смехом. А потом принялся рассуждать о законе и порядке. О marechal Petain и новом видении Франции. О том, что подумают в Kommandatur об этой темноволосой, худенькой маленькой девочке.
Наконец она услышала, как с грохотом захлопнулась входная дверь.
Потом до нее донесся голос Жюля. Похоже, он был не на шутку испуган и потрясен.
– Женевьева, – сказал он, – что же мы наделали!
* * *
– Я хотела бы спросить вас кое о чем, месье Леви. Это не имеет никакого отношения к моей статье.
Он взглянул на меня, а потом вернулся к своему креслу и опустился в него.
– Разумеется. Спрашивайте.
Я подалась вперед, наклонившись над столом.
– Если я дам вам точный адрес, не могли бы вы помочь мне узнать, что сталось с одной семьей? Их арестовали шестнадцатого июля сорок второго года.
– Семья, прошедшая ужасы «Вель д'Ив», – заметил он.
– Да, – ответила я. – Для меня это очень важно.
Он взглянул в мое усталое лицо. На мои припухшие глаза. Появилось ощущение, что он читает мои мысли, видит меня насквозь. Видит боль и печаль, которые я ношу в себе, видит то, что я узнала о своей квартире. Видит все, что со мной произошло нынче утром, видит мои чувства и переживания. Я сидела перед ним и ждала, что он скажет.
– В течение последних сорока лет, мисс Джермонд, я пытался разыскать следы всех евреев, высланных из этой страны в период с сорок первого по сорок четвертый годы. Это долгий и болезненный процесс. Но необходимый. Да, я могу рассказать вам об этой семье. Все данные находятся в компьютере, прямо здесь, у меня в офисе. Но не могли бы вы сказать, зачем вам это нужно? Почему вы хотите узнать именно об этой семье? Что это – природное и вполне объяснимое любопытство журналиста или что-то еще?
Я почувствовала, что у меня начали гореть щеки.
– Это личное, – ответила я. – И мне нелегко объяснить свой интерес.
– Попробуйте, – предложил он.
Я заколебалась, но потом все-таки рассказала ему о квартире на рю де Сантонь. О том, что говорила Mam?. О том, что сказал мне свекор. И наконец, разговорившись, я поведала ему о том, что просто не могу забыть об этой еврейской семье. Что все время думаю о том, кем они были и что с ними стало впоследствии. Он молча слушал, время от времени кивая головой. Наконец сказал:
– Иногда, мисс Джермонд, вспоминать прошлое не так-то легко. Оно может таить в себе неприятные сюрпризы. Правда тяжелее неведения.
Я кивнула, соглашаясь с ним.
– Я понимаю, – сказала я. – Но я все равно должна знать.
Он, не мигая, долго смотрел на меня.
– Я назову вам имена тех, кто жил в этой квартире. Но только для вас. Не для вашего журнала. Вы можете пообещать мне это?
– Да, – пробормотала я, пораженная его торжественным и мрачным тоном.
Франк Леви повернулся к компьютеру.
– Пожалуйста, назовите адрес.
Я дала ему адрес.
Пальцы его забегали по клавиатуре. Компьютер негромко загудел. Я почувствовала, что сердце замерло у меня в груди. Потом тихонько засвистел принтер и выплюнул лист бумаги. Франк Леви, не говоря ни слова, протянул его мне. Я прочитала:
Дом 26, рю де Сантонь, Париж 75003
СТАРЖИНСКИ
? Владислав, родился в 1910 году в Варшаве. Арестован 16 июля 1942 года. Мастерская на рю де Бретань. «Вель д'Ив». Бюн-ла-Роланд. Конвой номер 15, 5 августа 1942 года.
? Ривка, родилась в 1912 году в Окуневе. Арестована 16 июля 1942 года. Мастерская на рю де Бретань. «Вель д'Ив». Бюн-ла-Роланд. Конвой номер 15, 5 августа 1942 года.
? Сара, родилась в Париже, в 12 arrondissement, в 1932 году. Арестована 16 июля 1942 года. Мастерская на рю де Бретань. «Вель д'Ив». Бюн-ла-Роланд.
Принтер с завыванием выплюнул еще одну страницу.
– Фотография, – сказал Франк Леви. Он взглянул на нее, прежде чем отдать мне.
Это был снимок десятилетней девочки. Я прочитала подпись. Июнь тысяча девятьсот сорок второго года. Фотография была сделана в школе на рю ди Бланк-Манто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99