Анжелика посмотрела на нее, нахмурившись, и повернулась к Кипу.
- Я должна была объяснить раньше, но не было времени. Возможно, это
звучит очень глупо, но это собрание в четверг - это не обычная сессия
Совета, вся предвыборная компания зависит от него. И оно очень важное,
вернее, может стать таковым. Как ты себя чувствуешь? Тебе очень плохо?
Можешь ты продержаться до завтрашнего полудня?
Для Кипа становилось все труднее выслушивать длинные предложения; он
был похож на человека, который пытается вслушиваться в телефонный разговор
в разгар шумной ссоры субботним вечером. "...приходит ко мне, бормоча, с
сигарой в руке... бормочет хорошо нализавшийся, и я хватаю ее за... второй
раз, ты понимаешь, дважды подряд, бормочет, а я не выношу этого
бормотания..."
- Все нормально, - ответил он. - Завтра, так завтра.
- Ты уверен?
- Уверен.
Анжелика пошла спать, предполагая завтра подняться и начать
действовать пораньше, а через несколько минут вышел и Кип, но не спать. Он
слышал, как двигалась в ванной Нэнси, затем ее дверь закрылась и
установилась тишина: плотная, приглушенная тишина, которая характерна для
гостиниц ночью. Эта тишина глубже, чем где-либо, так как строится слой за
слоем из звуков, слишком слабых, чтобы их можно было расслышать.
Внутри него опять раздавались голоса, громкие на таком фоне, и он
лежал, слепой в темноте, прислушиваясь к ним. Как долго у него хватит сил
жить так? После месяца или года такой жизни, если она вообще продлится так
долго, можно ли привыкнуть к этому внутреннему трепу, чтобы не слышать его
совсем?
Казалось, это не имеет большого значения. В его мозгу происходило
медленное перемещение и обустройство, которое закончилось проблеском
осведомленности с одной стороны и болью с другой. Боль была здесь,
достаточно близко, чтобы дотронуться, и такой же неприятной, как всегда,
но было такое чувство, как будто он смотрит на нее через окно. Или как
будто он смотрит вниз, в темные глубины океана...
Кип смутно осознал, что начало действовать успокоительное, которое он
принял. Затем он поплыл по течению, поворачиваясь медленно в пространстве,
в то время как его очертания таяли и расплывались, и темнота вливалась в
него, пока они не стали единым целым.
Он медленно начал пробуждаться, в его мозгу застрял фрагмент сна.
Какое-то мгновение он думал, что все еще спит и что раздававшиеся голоса
были частью его сна, так как они разговаривали о блондинке. Но яркая,
жаркая картина исчезла, растворилась, а голоса остались.
- ...(сдавленный смех) парень, что за пара... как бы вам понравилось
(смех)...
Кип запутался в постельном белье, и был весь липкий от пота. Воздух
был холодным и свежим. Окна казались продолговатыми серыми нишами на
черном фоне. Должно быть, скоро наступит утро.
Они подсматривали мой сон, подумал он, и внезапно ему стало так
тошно, что он больше не мог переносить звуки их голосов. Он вызвал
конкурирующий шум у себя в голове: песни, всплывшие воспоминания о маршах
Суза, толпы на футболе, кегельбаны и тому подобное. Постепенно голоса
стихли, но он цеплялся за воспоминания, более связные и более яркие,
ожившие теперь: после полудня в субботу, воздух бодрящий и холодный,
дешевые места для зрителей, масса лиц... футбольный мяч медленно падает
вниз, голубое небо над стойкой ворот... Эвелин Несбит, сидящая напротив
него в Грог Шоп... Мери Клайд, маленькая брюнетка, с которой он встречался
в Сноквальми... и Анжелика. Анжелика. Анжелика...
Кип стоял босой возле кровати, его пальцы сжимали выключатель от
лампочки, висящей над кроватью. Он моргал от внезапного теплого света.
Как насчет этого?
Он обнаружил, что думает об Анжелике, спящей в соседней комнате. Не о
той Анжелике, которая имеет в виду именно "нет", когда говорит "нет", и
никогда не будет стесняться, произнося "да", если она имеет в виду именно
это; и не об Анжелике, страстно увлеченной политикой, но просто об
Анжелике, мягкой и теплой, спящей в темноте.
Это было неправильно. Не потому, что так говорится в каждой книге, но
потому что таких отношений никогда не было между ним и Анжеликой, и, по
всей видимости, теперь уже не будет.
И даже теперь, осознал Кип с ужасом и стыдом, его это не заботило.
Он не беспокоился, что она будет бороться. Его не волновало, будет ли
она кричать.
Внутри него установилась тишина ожидания, и от этого почему-то было
еще хуже. Было бы легче, если бы они разговаривали с ним, убеждая его,
исподволь внушая свои пакости; тогда бы ему помогла злость на них.
Кип оцепенело нагнулся, нашел свою одежду и начал одеваться.
В дальнем конце гостиной горела одна лампа. Кто-то стоял на коленях
перед ней. Острый клин света падал на рыжие волосы: Нэнси. Кип попытался
тихо пройти мимо нее, но она обернулась, прежде чем он дошел до двери.
- Кип? - Она неуклюже поднялась и подошла к нему. Платье свободно
болталось на ней, неподпоясанное и незастегнутое. Она увидела его лицо и
остановилась. - В чем дело, Кип?
- Ни в чем.
Он открыл дверь. Голоса стали слышны вновь. Это было невыносимо -
он-то даже не обратил внимания, что под платьем у Нэнси ничего не было,
зато они заметили... Он хлопнул дверью в ответ на ее вопрос: "Куда ты
идешь?" и сбежал по лестнице.
Слабый розово-жемчужный свет начинал пробиваться над верхушками
зданий на востоке. Под светлеющим небом лежал город, холодный и серый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28