И мне показалось, что даже если бы я и видела жертв убийств раньше, это все равно не смогло бы подготовить меня к тому, что я увидела сейчас.
Доктор Ренни сделал на брюшной полости Y-образный разрез, чтобы исследовать внутренние органы. Теперь он был грубо зашит, что уродовало изящную бронзовую фигуру. Грудная клетка была обезображена еще сильнее, но в данном случае доктор Ренни был ни при чем. Посередине зияла глубокая рана, почти овальной формы и примерно пяти сантиметров в длину. Именно в этом месте грудина была рассечена каким-то тупым инструментом. Я попыталась представить, с какой силой должен был быть нанесен подобный удар, и с облегчением вспомнила о пропофоле, о котором нам рассказывал доктор Ренни. Вниз и вверх от этой раны шли рваные швы. Вверху шов доходил до шеи, а внизу – почти до талии, до того места, где кожа была разорвана после грубого проникновения в глубь грудной клетки. Я вдруг живо представила обагренные кровью руки с побелевшими от напряжения костяшками пальцев. Представила, как они проникают внутрь нее, как трещит под их напором грудная клетка… Я судорожно сглотнула.
Когда я нашла ее, грудная клетка была раскрыта и отсутствия сердца просто невозможно было не заметить. Я склонна была согласиться с доктором Ренни. Удаленный подобным образом орган никак нельзя использовать для последующей трансплантации.
Внезапно я осознала, что в комнате стоит абсолютная тишина, и поняла, что все наблюдают за мной.
– Это здесь, – раздался за моей спиной голос Ренни. Вдоль трех кафельных стен тянулся рабочий стол. Подойдя к нему, Ренни поставил на рабочую поверхность стальной лоток, который держал в руках. Я подошла к нему. Таллок встала слева от меня, Гиффорд – чуть сзади. Я даже чувствовала его дыхание. Данн предпочел держаться на расстоянии.
Сосредоточившись, я взяла себя в руки и подняла матку. Для женщины такой комплекции, как наша жертва, она была слишком большой и тяжелой. Я взвесила ее. Пятьдесят три грамма. Доктор Ренни протянул мне линейку. Я измерила длину и ширину в самой широкой, верхней части. Разрез был уже сделан, и я просто раскрыла его. Полость матки была обширной, а стенки гораздо более мускулистыми, чем были бы у женщины, не выносившей ребенка. На весь осмотр мне понадобилось не более трех минут. Этого вполне хватило. Положив матку в лоток, я повернулась к доктору Ренни и сказала:
– Вы совершенно правы. Эта женщина родила за семь-десять дней до смерти. Точнее сказать сложно.
– Вы не могли бы взглянуть еще на ее грудь? – самодовольно сияя, попросил доктор Ренни. Я подавила приступ раздражения. В конце концов, это его работа, и нельзя осуждать его за то, что он хотел выполнить ее со всей возможной основательностью.
Я снова подошла к каталке. Женщина была очень стройной, но теперь, когда я знала, на что обращать внимание, то отметила и маленькие жировые валики на талии, и слегка обвисшую кожу на животе, и слишком большую для такой хрупкой женщины грудь. Подойдя к каталке, я ощупала правую грудь женщины – левая была слишком обезображена. Млечные протоки набухли, а большие соски растрескались в некоторых местах.
Я кивнула.
– Эта женщина кормила грудью.
Я слышала, что мой голос дрожит, но мне уже было все равно.
– Надеюсь, мы закончили?
Ренни заколебался.
– Вообще-то я хотел еще попросить вас…
Я проследила за направлением его взгляда. О нет! Я не собиралась обследовать влагалище этой несчастной. Я и так прекрасно знала, что там обнаружу.
– Пожалуй, на сегодня довольно. Давайте оставим что-нибудь и для других.
– Думаю, что господам полицейским будет интересно взглянуть еще кое на что, – сказал Ренни после небольшой паузы. – Пожалуйста, помогите мне перевернуть ее.
– Давайте я вам помогу, – предложил Гиффорд, заметив выражение моего лица, и, подойдя к изголовью каталки, взял тело за плечи, в то время как Стивен Ренни держал его за бедра. На счет «три» они аккуратно приподняли тело и быстро перевернули его. Теперь перед нашими глазами была узкая, изящная спина с россыпью веснушек на плечах, длинные, стройные ноги и округлые ягодицы. Никто не произнес ни слова, но оба полицейских одновременно подошли поближе к каталке. Я тоже невольно сделала шаг вперед.
– Какого черта все это значит? – наконец заговорил Гиффорд.
На узкой спине жертвы были вырезаны три символа: первый между лопатками, второй на талии и третий на пояснице. Все три символа были угловатыми, состоящими исключительно из прямых линий. Два из них были вертикально симметричными, третий – нет. Первый из символов, тот, который был вырезан между лопатками, немного напоминал христианский символ рыбы:

Второй, вырезанный на талии, состоял из двух лежащих на боку и соприкасающихся вершинами треугольников:

Что касается третьего, то он представлял собой просто две прямые линии. Одна из них, более длинная, шла от правой тазовой кости до копчика, а более короткая пересекала ее по диагонали:

Максимальная длина каждого из символов составляла около пятнадцати сантиметров.
– Надрезы совсем неглубокие, – начал комментировать доктор Ренни. Среди нас, остолбеневших от увиденного, он один оставался абсолютно невозмутимым. – Конечно, они болезненны, но сами по себе не представляют опасности для жизни. Нанесены очень острым предметом. Скорее всего, скальпелем, – добавил он, взглянув на Гиффорда.
Я тоже посмотрела на своего босса. Но тот, казалось, не замечал наших взглядов. Он по-прежнему не отрываясь смотрел на спину женщины.
– Их сделали, когда она была еще жива? – поинтересовалась Таллок.
Ренни кивнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152