Начиная с мая 1968 года, дважды в год они запирались поодиночке или группами по два, три и даже по четыре человека, выбирая для этой цели тесные чердаки, дворницкие, комнатушки в гостиницах, пригородные домики, задние комнаты при магазинчиках и аптеках. Там они готовили пришествие новой литературы, той литературы, которая могла бы – согласно Делорму – принадлежать всем, но на практике принадлежала лишь горстке избранных, способных перейти мост над горящим потоком. Пока они довольствовались тем, что издавали комиксы, которые сами же и продавали с шатких лотков, кое-как втиснутых на рассеянных по улицам и площадям Франции бесчисленных книжных базарах, где торгуют старыми книгами и журналами. Разумеется, большинство варваров были поэтами, хотя кое-кто писал рассказы, а некоторые даже замахивались на коротенькие театральные пьески. Они давали своим журналам бессмысленные или фантастические названия (в «Литературной газете Эвро» приводится перечень публикаций этого движения): «Внутренние моря», «Провансальский литературный бюллетень», «Литературно-художественный журнал Толона», «Новая литературная школа» и т. п. В «Журнале ночного дозора Арраса» (действительно издаваемом службой ночного дозора Арраса) опубликована довольно наглядная и скрупулезная варварская антология; под подзаголовком «Когда увлечение становится профессией» напечатаны стихотворения Делорма, Сабрины Мартин, Ильзе Крауниц, М. Поля, Антуана Дюбака и Антуана Мадрида. Представлено по одному стихотворению каждого автора; исключение сделано лишь для Делорма (три сочинения) и Дюбака (два). Чтобы подчеркнуть, что речь идет именно об увлечении, под именами поэтов, рядом с забавными фотографиями (из тех, что делают на документы), в скобках вниманию читателя предлагается информация об их повседневных, рутинных занятиях. Так, например, Крауниц была помощницей медсестры в доме для престарелых в Страсбурге, Сабрина Мартин – домработницей в разных парижских домах, М.Поль был мясником, а Антуан Мадрид и Антуан Дюбак зарабатывали франки, торгуя газетами в киосках на парижских центральных бульварах. В фотографиях Делорма и его банды было нечто, необъяснимо привлекавшее внимание: во-первых, все они пристально смотрели в объектив, а следовательно, прямо в глаза читателю, будто решили на спор, по-детски (и понапрасну) загипнотизировать его; во-вторых, все без исключения выглядели самонадеянными и убежденными, именно убежденными в том, что они не могут быть смешными и не могут позволить себе сомневаться, но это, если задуматься, не такое уж редкое явление в среде французских литераторов. Бросалась в глаза разница в возрасте, исключающая принадлежность писателей-варваров к одному поколению. Между отметившим шестидесятилетие (хотя он и выглядел моложе) Делормом и еще не достигшим двадцати двух Антуаном Мадридом оставался зазор по меньшей мере в два поколения. Статьи в обоих журналах предваряли «История варварской литературы», написанная неким Хавьером Рубергом, и своеобразное подобие манифеста, сочиненное самим Делормом и озаглавленное «Призвание сочинять». В обоих текстах говорилось о корнях или генезисе варварской литературы, о вехах, обозначивших маршрут ее скрытого под землей, не всегда спокойного путешествия. При этом сочинение Делорма отличалось тупой педантичностью, а статья Руберга – неожиданным изяществом и элегантностью (в коротенькой биографической и библиографической справке, скорее всего им же самим и составленной, автор был представлен как экс-сюрреалист, экс-коммунист, экс-фашист, автор книги о «его друге» Сальвадоре Дали, озаглавленной «Дали за и против Мировой оперы», в настоящее время живущий в уединении в Пуату). Без специальных разъяснений Руберга и Делорма варваров запросто можно было принять за активных (или просто добровольных) членов литературного кружка какого-нибудь рабочего предместья. Их лица были вульгарны: Сабрине Мартин наступала на пятки тоска подкатившего тридцатилетия; Антуан Мадрид казался скромным закомплексованным пареньком, предпочитающим держаться на расстоянии; сорокалетний Антуан Дюбак был лыс и близорук; у Крауниц за неприметной внешностью офисной служащей, казалось, скрывается огромный, но крайне нестабильный запас энергии; М. Поль был гулякой лет пятидесяти: веретенообразное лицо, стриженные ежиком волосы, длинный хрящеватый нос, прижатые к черепу уши, выступающий кадык; и, наконец, Делорм, командир. Он был в точности тем, кем казался: экс-легионер, человек большой воли. (Но как такому человеку могло прийти в голову, что надругательство над книгами может способствовать совершенствованию разговорного и письменного французского языка? На каком жизненном этапе он определил главные черты своего ритуала?) Рядом с текстами Руберга (которого издатель «Журнала ночного дозора Арраса» величал Иоанном Крестителем нового литературного движения) были напечатаны тексты Жюля Дефо. В «Журнале» это был очерк, а в «Газете» – стихотворение. В первом он горячо и сбивчиво защищал литературные произведения, создаваемые далекими от литературы людьми (так же, как и политикой должны заниматься далекие от политики люди; собственно, в действительности все так и происходит, с чем автор и поздравлял самого себя). Грядущая революция в литературе, писал Дефо, будет в каком-то смысле уничтожением последней. Поэзию будут создавать не-поэты, а читать не-читатели. Такое мог бы написать кто угодно, подумал я, даже тот же Руберг (но его стиль был диаметрально противоположен стилю статьи; чувствовалось, что Руберг был стар, ироничен, ядовит, когда-то элегантен, он был европейцем;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43