На следующий день он снова вышел из дома и прошел дальше, чтобы не покупать газеты дважды в одном месте. На обратном пути он решился свернуть на бульвар Мишле. Всего метров двадцать с целью размять ноги. Дома на бульваре дышали спокойствием. Он погладил ствол платана, сунул руки в карманы пальто и пошел домой.
Гю выходил с длинноствольным «маузером» и «береттой», а «кольт» и «парабеллум» Альбана спрятал. Этот «кольт» жег ему пальцы. Гю чувствовал, что от него необходимо избавиться, но в таком неопределенном положении не мог решиться расстаться с одним из своих пистолетов.
Попадавшиеся навстречу прохожие не разглядывали его. Он был как все. На лице у тебя не написано, чем ты занимаешься.
Вентура дал о себе знать сразу же после возвращения, и Гю поспешил к нему на виллу. Они загнали старую «симку 8» в гараж. Четыре пятидесятикилограммовых ящика перекочевали в багажник машины и были накрыты старой тряпкой. Кассини не лез в глаза. Вентура его едва заметил.
Он ждал Гю в гараже. Шел последний день года. Вентура подумал, что Гю совсем один, но не решился его пригласить. Между ними возникла преграда, которую невозможно сломать. Беглый заключенный не может забыть о своем побеге, и остальные тоже об этом забыть не могут. Они разговаривают с ним как с выздоравливающим, всегда думают о предосторожностях, которые он должен принимать, чтобы снова не загреметь за решетку. Они стали прощаться.
– Будь осторожен, – посоветовал Вентура.
– Не беспокойся, – ответил Гю. – Позволишь старику объяснить тебе кое-что?
– Помнишь, когда я был совсем пацаном, ты брал мне пастис?
Гю помнил. Он обратил внимание на этого паренька, который был сильнее остальных, и часто говорил: «Этот мальчишка мне нравится». Поэтому, видя, как Вентура бродит вокруг бара, он приглашал его. Парень потом весь светился от счастья.
– Послушай, – сказал Гю, положив руку на плечо друга, – поговори с Паскалем насчет наводчика. Я ему сказал все, что об этом думаю. А насчет твоего брата Джо…
Гю замолчал. Вентура покачал головой.
– Не говори ничего, – попросил он. – Я его знаю. Все-таки он мой брат.
– Всего ты не знаешь, – сказал Гю.
– Ты немного перегибаешь палку, – возразил Вентура. – Он же не стукач.
– Он ведет странную жизнь, – продолжил Гю и понял, что должен ошарашить Вентуру таким признанием, чтобы это пошло ему на пользу. – Перед отъездом из Парижа я хотел его убрать. Он об этом ничего не знал и просто взял и уехал.
Вентура не решался спрашивать Гю из страха узнать слишком много.
– Не хочешь узнать за что? – спросил Гю.
– Нет.
– У него хороший брат. Я сделаю тебе подарок: все забуду, и он доживет до глубокой старости. (Вентура молчал.) Неприятно об этом говорить, – вздохнул Гю, – но такие сейчас времена. Думаю, я бы все равно здесь не остался.
– Ты сжег шмотки?
– Да, – улыбнулся Гю, – а сам скоро растаю, как в тумане.
– Счастливо, – сказал Вентура.
Они обнялись, и Гю, не оборачиваясь, вышел из гаража.
Жюстен вернулся в Мазарг по Карнизу и Прадо. Ящики с золотом они спрятали в погребе, под уголь. Когда приедет Цыганка, будет видно, что с ним делать. Гю собирался реализовать миллионов на десять, дать столько же Альбану, а остальное спрятать подальше. Позже, намного позже, этим займется Цыганка, а сейчас про тайник не будет знать никто. Он спрячет слитки в двух разных местах.
Гю был счастлив в этом домике, с миллионами в погребе, и отказался от приглашения Жюстена встретить вместе Новый год.
– Пусть я буду первым, кто поздравит тебя с праздником, – сказал Гю, обнимая его на прощанье. – Немного рановато, ну и черт с ним.
Маленьких черных глаз моряка стало совсем не видно под кустистыми бровями. Он ответил не сразу.
– Желаю тебе обрести покой, – сказал он наконец. – Скоро вернется малышка.
– Да, – ответил Гю. – Переждем с месячишко. А пока узнай у Тео, сможет он реализовать несколько слитков? (Он пригладил пальцем усы.) Растут. Уже можно делать снимок.
– Я наведаюсь к Тео и все тебе расскажу, – пообещал Жюстен и ушел.
Вечером Гю вышел за хлебом. Ему надоело печенье. Он купил пирожное, на котором сахарной глазурью было выведено: «С Новым годом!».
В газетах писали, что полиция совсем распоясалась, и у Фардиано неприятности. Его бригада так обработала одного подозреваемого, что в больнице, куда того доставили, пришли в ужас.
«Эта легавая сука только и умеет, что бить, – подумал Гю. – В тюряге то же самое. Чем они глупее, тем сильнее бьют».
Спать ему не хотелось. Он открыл банку фруктового компота, вылил содержимое в компотницу и взялся за книжку, время от времени отправляя в рот по ложке лакомства.
Ночь продолжалась. Гю хотелось отпраздновать свое освобождение на свежем воздухе, и он решил выйти погулять под звездами.
В щель между неплотно пригнанными шторами было видно, что во многих окнах горит свет. Люди ждали начала нового года. Гю спустился по бульвару Мишле, который, словно магнит, тянул его в центр города.
В парке Борелли Гю остановился. Ему не было холодно, ночь не была слишком темной. Гю медленно обошел площадь и немного постоял, глядя на часть Прадо, которая вела к Карнизу, к морю. Было двадцать три часа.
Он направился туда. Гю родился в небольшом портовом городке, и, когда он был мальчишкой, вода рассказывала ему кучу интересных историй.
Гю смотрел на темно-зеленую, почти черную, воду, сливающуюся на горизонте с небом. Близилась полночь. Гю не сводил глаз с часов. Двенадцать и одна секунда. По его коже, вплоть до корней волос, пробежало возбуждение. Он вдохнул как можно больше воздуха, повернулся спиной к прибою и вернулся домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55