Можно сказать также, что принципиальное отличие «механизмов» творчества в отношении человека и Бога заключается в том, что Бог непостижимо для нас творит «из ничего», и украшает сотворенное (см. выше). Человеческая же природа такова, что способность творить нечто «из ничего» в ней отсутствует; человек может только «украшать». То есть, творческое начало человека может осуществляться только на основании какого-то пригодного для оформления материала, путем преобразования «сподручной» материи, вкладывания в нее того, что изначально в ней не содержалось. Творя, человек преобразует «сподручную материю» из без-образного состояния, придает ей образ. «Материя» в данном случае понимается в самом широком смысле, ею может быть и холст с красками (для художника), и строительный материал (для архитектора), и музыкальные инструменты (для музыканта), и слова (для литератора), и концепции (для философа), и наконец - собственная душа для каждого человека, и в первую очередь, для христианина, преобразующего ее с помощью Божией.
Сотворенный Богом и дарованный ему «сподручный материал» человек, реализуя свое творческое начало, украшает, приводит к красоте. Если речь идет про традиционные для современного мира виды творчества, то, в зависимости от вида «сподручной материи», с которой работает человек, он воплощает красоту в рамках того или иного вида искусства. Однако для христианина любые душевные движения и любая деятельность может иметь значение только исходя из единственного критерия: какое эта деятельность имеет отношение к спасению, жизни вечной для данного человека, то есть как та или иная деятельность сотериологически окрашена. Естественно задаться вопросом: какое отношение к спасению имеет занятие искусствами, приведение материи к красоте, а также - какое значение с точки зрения сотериологии имеет восприятие красоты, даруемой искусствами?

8в. Сотериологическая окраска рукотворной красоты
Относительно первого вопроса следует сказать, что само по себе занятие мирскими искусствами нейтрально в этом отношении. Как таковое, оно не препятствует спасению, но и не способствует ему. В этом отношении все зависит от произволения и душевных движений конкретного человека, занимающегося искусствами, от того, как он относится к своей деятельности, для чего осуществляет ее. Если истинная причина его занятий, может быть, и не вполне осознаваемая им самим, в большей мере связана с акцентом на собственной самости, то по истине творчество его бесполезно - вне зависимости от того, насколько прекрасен сам плод его творчества. Если же душевное состояние человека таково, что в своей творческой деятельности в большей мере он жаждет не самоутверждения, но прославления Творца, может быть даже в опосредованной форме, - тогда его занятия имеют действительный смысл.
То же самое относится и к вопросу о сотериологической окраске восприятия красоты, даруемой искусствами. Само по себе восприятие красоты, производимой искусствами, сотериологически нейтрально, но оно может принести благо или во вред, в зависимости от душевного расположения воспринимающего человека. Впрочем, это касается любой красоты в тварном мире - рукотворной или природной.
Специфика же красоты, производимой искусствами, в ее отличие от природной красоты, состоит в том, что красота искусств не безразлична по отношению к «наблюдателю», но всегда нацелена на кого-то, кто ее должен воспринимать, причем, нацелена она может быть на различные составляющие человека - телесную составляющую, душевную и духовную. Следует сказать, что каждое из этих направленностей искусства допустимо, принципиально же то, направлено ли данное произведение искусства на страстное начало в человеке или нет.
Соответственно, искусство, и производимая им красота, направленная на страстное начало в телесной составляющей человека, будет апеллировать к сексуальной - и шире - животной сфере; искусство, направленное на страстное начало в душевной составляющей человека, апеллирует к поверхностно-эмоциональной сфере, не давая ей выходить в сферу духовного; наконец, искусство, направленное на страстное начало в духовной составляющей человека, пропагандирует псевдо-духовность, всегда основанную на извращении того или иного истинного духовного принципа. Примеров таких произведений искусства великое множество. Разумеется, того, чтобы создавать, либо воспринимать произведения искусства, нацеленные на страстное начало человека, человеку, желающему вести христианскую жизнь, необходимо избегать.
Этот вопрос обсуждался во время споров о статусе искусства, которые возникали еще в раннехристианскую эпоху. В трактате «О зрелищах», приписываемом святому Киприану Карфагенскому, приводится мнение относительно допустимости участвовать в народных, в то время - языческих, зрелищах (то есть посещать цирки, театры, конные состязания), которое высказывали некие христиане, апеллирующие к Ветхому Завету: «Где написано об этом? Где запрещено [участвовать в зрелищах]? Ведь и Илия представляется возницею Израилевым и сам Давид скакал пред ковчегом. Также читаем о гуслях, трубах, тимпанах, свирелях, арфах и хорах. Да и апостол, ополчая нас на брань, предлагает против духов злобы орудия, обыкновенно, употребляемые борцами; он же, когда берет примеры от ристалищ, между наградами полагает венцы. Почему же человеку верующему, христианину, нельзя смотреть на то, о чем позволительно было писать в божественных писаниях?». На это автор трактата отвечает, что Давид плясал не ради развлечения, но перед Лицом Господа, и то, что «Давид плясал пред Лицом Божиим, нисколько не оправдывает верных христиан, присутствующих в театре, потому что он не употреблял при этом бесстыдных телодвижений, и его пляска не была греческим сладострастным танцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24