– Что?
– Скажите мне, что вы видите.
Похоже, события, изображенные на рисунке, происходят пару столетий назад. Разбойник с большой дороги в маске и на коне, с пистолетом в руках, наклонился к окну двухместной кареты. Он угрожает толстому богатому господину, его испуганная жена в ужасе протягивает разбойнику золотое ожерелье и просит пощады. Кучер, хотя он может оказаться еще одним грабителем, сидит на одной из лошадей в упряжке, удерживая обоих животных на месте. На заднем плане видны облака, на переднем – несколько кустов.
– Вот, кажется, и все, – заканчивает Уильям. – А для чего тебе нужно было это услышать?
– Кто сделал эту карету? – интересуется Хейзл. Уильям пожимает плечами. Хейзл спрашивает, как зовут грабителя, сколько стоит лошадь, и как ее зовут? Этот рисунок – оригинал или копия? Когда его нарисовали и сколько он стоил, кто его нарисовал? Сколько лет художнику, женат ли он, есть ли у него дети? Как их звали?
– Не имею ни малейшего представления, – не выдержал Уильям. – Это всего лишь картина на стене.
– Знаете, почему я спрашиваю? – спросила Хейзл. – Не обязательно знать все для того, чтобы видеть, что происходит, понимаете? Иногда лучше не знать и даже не задумываться о некоторых значительных составляющих жизни. И даже не нужно притворяться и говорить себе, что их не существует, – просто надо понимать, что в данный момент важно, а что нет.
– Разве это не грустно?
– Иногда приходится многого не замечать.
– Вы думаете, это мне поможет, когда я пойду на улицу?
– Не позволяйте жизни овладевать вашими чувствами.
– Вы правы, – согласился Уильям, – простите. Но иногда трудно устоять.
Сегодня первое ноября 1993 года, и где-то в Великобритании, в Кеттеринге или Глазго, в Уоркшопе или Портмадоге, в Горинге-бай-Си или Эндовере, в Рокдэйле или в Эли Спенсер Келли собирается приступить к полевым испытаниям устройства, которое он изобрел на занятиях по труду, его любимому предмету из всей программы среднего школьного образования.
За лето у него было достаточно времени, чтобы усовершенствовать приспособление в удаленных от города телефонных будках. Будок в округе немало, поэтому иногда Спенсер уезжает на своем велосипеде за несколько миль от города.
Зайдя в телефонную будку, Спенсер достает его из рюкзака марки «Адидас», «Умбро» или «Дадора». Это устройство – пара соединенных друг с другом стальных кусачек, которые он закрепляет по бокам телефонного аппарата, а затем соединяет их стальным прутом. Кусачки сходятся на крышке накопителя для монет. Затем Спенсер начинает поворачивать стальной прут рычагом. В ожидании победы над замком телефонного аппарата, он успокаивает себя тем, что такие телефоны уже давно никому не нужны, кроме нищих стариков и влюбленных подростков. И ничего плохого он не делает, это вовсе не преступление. К тому же изначально это – совсем не его идея. Он додумался до такого под действием обстоятельств непреодолимой силы. Это чистая правда. А кто станет осуждать человека, находящегося в таких обстоятельствах?
Вот как это было: он стоит в телефонной будке рядом с придорожной стоянкой, вокруг до самого горизонта простираются голые сельские поля. Промозглая ноябрьская погода, над свежевспаханной землей стаями носятся крикливые чайки. У Спенсера кончаются деньги. Хейзл вне досягаемости и, как всегда, он должен сказать ей что-то очень важное, чего до сих пор сказать не успел. Вне себя от досады, он колотит по аппарату трубкой, и вдруг из прорези возврата денег на него начинают сыпаться монеты. Звеня, они ручьем льются ему под ноги, отскакивая от бетонного пола. Он собирает эти ничьи монеты и набивает ими карманы куртки. Любой на его месте поступил бы точно так же. Набрав номер Хейзл, он болтает с ней до умопомрачения, но так и не сообщает ей то очень важное, что так хотел сказать с самого начала, но какая, в сущности, разница, ведь правда?
Хейзл спрашивает его, что он будет делать, если у него закончатся деньги, совсем. В следующий раз, отправляясь звонить, он берет из дома ручную дрель. В конце концов, на свет появляется его собственное, намного более эффективное приспособление. А урок труда становится любимым предметом. Он поворачивает рычаг еще на пол-оборота, он не спешит, потому что спешить ему некуда, а до ближайшего жилья полчаса езды на велосипеде. С тех пор, как от них ушла мать, они с отцом сидят на простой диете из супа в пакетиках и бобов, а в качестве пищевой добавки отец предпочитает употреблять «Маккалан», или пару баночек «Стоунз», или «Хайнекен», или «Боддинтонз».
– И еще! – орет отец, когда мать выходит за дверь, в последний раз собрав вещи (метнув полную банку пива в уже закрытую дверь и еще одну – в новую цитату над камином). – Кроткие не наследуют землю!
Мама Спенсера, которой так и не удалось рукоположиться, не сдается и доказывает Спенсеру, что все еще верит в чудеса, убеждая его в том, что он рожден для великих свершений. Она утверждает, что вера в чудо лежит в основе христианского мировоззрения, а стало быть – и в основе западной цивилизации, и именно по этой причине она теперь проводит все больше времени в аэропортах, в Манчестере, или Глазго, или Хитроу, пытаясь спасти курдов, или иракцев, или пакистанцев от депортации в забытые богом страны – Турцию, Ирак или Пакистан. Что, по ее мнению, и является миссией, уготованной ей Богом в великой схеме мироздания. Она приглашает Спенсера к участию.
– Ты ведь не хочешь закончить, как твой отец, правда?
Оп. Еще чуть-чуть, и замок телефонного аппарата перестает сопротивляться. Недра телефона открываются, и Спенсер аккуратно, со знанием дела, начинает выстраивать столбики монет на верхней крышке аппарата для немедленного применения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77