Он искал высшие аргументы, идею, способную повлиять на реальность, что-то такое же определенное и окончательное, как убийство.
Он научился использовать вентиляционные трубы, чтобы подслушивать разговоры на кафедре. Так он смог следить за каждым шагом Конде; узнать о судьбе своего собственного произведения, которое превратили в многочисленные версии рассказа, о еврей биографии, о других впечатляющих фактах. Он позволил, чтобы Конде превратился в единственного критика и абсолютного хозяина Омеро Брокки. Но теперь пришло время развеять миф о кораблекрушении и вернуться из страны теней.
Когда на сцене появились Новарио и Гранадос, Брокка понял, что получил доказательства, которых он так долго ждал. Ему уже было не нужно об этом писать, достаточно было просто использовать то, что есть. Во время одной из бессонных ночей Брокка нашел наконец смысл своего литературного видения: перемешивать, как заговорщик, вымысел с фактами, подталкивать действующих лиц в мир теней, при этом связывая события в запутанный и таинственный сюжет.
Теоретические идеи Брокки представляли собой беспорядочную мешанину понятий, связанных с «чистой сущностью». Здание и роман сохраняли сложную взаимосвязь, за которой он пристально наблюдал. Механизм, взятый им на вооружение, не был детерминистским: Брокка провоцировал судьбу, но он не считал свои аргументы неоспоримыми. В созданных им рассказах-ловушках всегда находилось место для их свободного толкования и неожиданных решений. Брокка знал, что персонажи, созданные писателем, всегда готовы выскользнуть из его рук.
Сначала он видел свое собственное место в созданных им интригах в образе скромного игрока, который играет только мизер. Но потом этот план претерпел изменения. Виейра, комендант, начал досаждать Брокке своими бесконечными прогулками по пятому этажу, куда он приходил в поисках определенных бумаг по поручению Конде. Брокка решил, что убийство оживит роман. Устранив коменданта, он приступил к окончательной редакторской правке первой главы своего творения. Дальнейшая история вам уже известна.
Я задумался о фантазиях Брокки: в своих записях он напоминал мне таинственное божество, которое определяет и нашу жизнь, и нашу смерть. Его интересовали не убийства, а писательский труд: преступление служило лишь питательной средой для развития интриги. Для Брокки жизнь превратилась в череду не связанных между собой событий, которые он должен был объединять с помощью смелых манипуляций и демиургических усилий. Кроме того, в своей работе он разрушал нечто целое, пытаясь превратить его в символ. Он утверждал, что в литературе все новое создается путем разрушения старого и что, приступая к работе над книгой, каждый писатель обязан думать о ее финале.
Он позволил Конде столкнуть Гранадос в шахту лифта, обрадованный тем, что в конце концов интрига начала развиваться без его вмешательства. Рассказывая об этом эпизоде, Брокка отказался от холодного тона, в котором был выдержан остальной роман, и даже вспомнил о ночи любви, случившейся очень давно. Вот как бывает: никто не верил Сельве Гранадос, а она, как оказалось, была ближе к Брокке, чем все остальные исследователи его творчества.
Брокка знал о намерениях Конде подменить отсутствующие произведения писульками Русника. Он не стал мешать Конде, но смертный приговор был уже подписан. Брокка писал обо всем этом как о событиях, случившихся в очень далекие времена, и я вдруг понял, какой роман я читаю – какой роман я начал читать – этой ночью, которая все не кончалась.
Глава, написанная от руки
Я получал новые страницы романа по мере их написания. На этих страницах явственно виднелись дефекты пишущей машинки, которых не было ранее: заглавные буквы, поднимавшиеся выше своей строки, полустертые гласные, отдельные пропущенные согласные. После страницы, заполненной совершенно неразличимым текстом, последовало рукописное продолжение романа.
В главе, посвященной последней ночи, ничего не говорилось о перемещениях Брокки по зданию, речь шла только о нас. Казалось, что ночной сторож был одновременно во всех местах и знал все обо всех. Я пробежал глазами описание судебного заседания, смерти Новарио (раздавленного книжным шкафом) и казни Конде, желая побыстрее узнать о судьбе последнего персонажа: то есть себя самого. С той стороны двери работа над романом уже подходила к концу.
И вот дверь открылась. Ночной сторож погасил свет на своей каске, и я смог наконец увидеть его серые глаза, большой нос, растрепанную бородку. Насколько я знаю, ни одной его фотографии не существует, его почти стершиеся черты сохранились только в моей памяти.
Он держал в руках последние страницы романа. Он протянул их мне, не сказав ни слова. Я прочел все: страницу за страницей, – пока не добрался до самой последней. Это были желтые листы со штампом факультета. Брокка писал синей шариковой ручкой. Он не пользовался трафаретом, и приближаясь к правому краю, строчки сползали вниз.
В последней главе говорилось о будущем, хотя и в прошедшем времени. Я с облегчением прочел о том, как я выхожу из этой комнаты с романом Брокки в руках. В момент катастрофы Брокка отправлял меня как посланца к остальному миру.
Роман, считал Брокка, будет иметь успех, а его автор исчезнет в завале под разрушенным зданием.
– Для чего этот финал? – спросил я.
– Всегда хотел завершить это все катастрофой. Я готовил ее очень долго и тщательно. Бумажная масса разрушит здание. Для чистоты эксперимента я залил пятый этаж водой. Теперь перекрытия точно не выдержат эту тяжесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51