окно занимало почти всю стену. В глубокой нише – неправдоподобно огромная кровать. Мебель, убранство комнаты, ковры, шторы были именно такими, какими и должны были они быть у преуспевающего драматурга, подумала Тина. Услышав за спиной щелчок двери, она отвернулась к окну.
– Что же, теперь ты можешь гордиться собой, Дьюк, – не без язвительности заметила она, изо всех сил стараясь не глядеть на постель. Уловив на себе пристальный взгляд его глаз, она смутилась.
– Теперь я могу себе это позволить.
– Любишь смотреть на красивые вещи? – быстро, не давая ему опомниться, спросила она. Говорить, говорить все равно о чем – только бы не думать о том, что должно произойти.
– Да.
– Совсем не то что раньше. Ведь тогда мы оба были бедны как церковные крысы, помнишь?
– Да, согласен с тобой.
– И теперешняя жизнь тебе больше по душе? – тихим голосом произнесла она.
Тина понимала, что ее желание – просто блажь, глупость; но все же сейчас ей больше всего на свете хотелось услышать от него, что он тоскует о прошлом, об их прогулках, долгих разговорах, шутках.
Он молчал. Тине стало стыдно за дурацкий вопрос. То, что миг назад представлялось ей таким прекрасным, сейчас стало просто жалким и ничтожным. Она потупилась и отвернулась. Так тебе и надо, подумала она. Ты что, не знаешь, что богатство в любом случае лучше самой идиллической нищеты?
Она слышала стук кубиков льда в бокалах, чмоканье пробки и шипение разливаемого шампанского. Пузырьки успеха, кисло подумала она, которыми он делится с женщинами.
Он встал рядом, протягивая ей бокал с шампанским, и спокойным голосом произнес:
– За Кристину Форрест и ее карьеру.
Она заставила себя поднять глаза и вымученно улыбнулась.
– Спасибо, Дьюк. – Но дальше разыгрывать свою роль она была не в силах. В голосе Тины прозвучал горький упрек: – Надеюсь, на сей раз ты меня не обманешь? Или же твои обещания помочь – такая же фальшь, как и твои ухаживания тогда, восемь лет назад?
Глаза его расширились, потемнели.
– Но ты действительно нравилась мне, Тина.
– Ты уехал, даже не попрощавшись со мной!
– Если бы мы тогда встретились, то обязательно стали бы любовниками, – равнодушно сказал он.
– Неужели это было бы так ужасно?
– Да, – просто ответил он. – Да, в то время это было совсем не нужно и могло плохо кончиться.
– Не то что теперь, а?
– Верно. Теперь совсем другое дело.
– Что же, звучит обнадеживающе. – Ее голос дрожал от плохо скрываемой ненависти к Дьюку. За эти годы он, видно, привык считаться только с собственными желаниями и плевать на всех. Она подняла бокал: – За добро и зло. – В голосе ее звенели слезы; она не желала скрывать своих чувств. – Пусть справедливость хоть иногда побеждает.
Оба пригубили шампанского. Тина чуть было не поперхнулась. Зря она завела этот пустой, совершенно лишний разговор. Ведь он отлично знает, что, стоило ему только намекнуть, она стала бы его любовницей, ничего не требуя взамен. И теперь это терзало ее, точно порок.
Дьюк с грустью глядел на нее.
– Тина, неужто тебе не надоело жить только интересами карьеры? – внезапно спросил он. – Неужели ты действительно ни о чем больше не мечтаешь?
Он отлично знал ее уязвимое место и постарался ударить побольнее. Но и у нее было чем ответить ему. Она вызывающе подняла голову и ледяным тоном парировала:
– Каждый человек порой бывает одинок, Дьюк, вне зависимости, интересует его карьера или нет. Ведь ты сам пишешь об этом, не так ли? Разве трагическое одиночество каждого человека среди людей – не твой конек? Тебе лучше, чем кому бы то ни…
Он зажал ей рот рукой, заглушив последнюю фразу. Это неожиданное порывистое движение ошеломило Тину. Глаза Дьюка угрожающе потемнели, брови сошлись на переносице. Она поняла, что сумела коснуться самого болезненного места в душе этого человека.
Но внезапно его настроение переменилось. Взгляд вновь посветлевших глаз смягчился, морщины на лбу разгладились. Он убрал с ее лица свою ладонь и слегка улыбнулся:
– Вот поэтому-то я всегда одинок, – спокойным, будничным тоном произнес он. – Я пишу о том, что пережил и прочувствовал сам. Я всегда был одинок, Тина, и ты отлично это знаешь. Всю мою жизнь меня сопровождало только одиночество.
– Только ли? – съязвила Тина. Она вдруг вспомнила, какой болью и тоской наполнялось ее сердце при виде каждой новой фотографии Дьюка с очередной роскошной дамочкой. – По-моему, тебя, кроме одиночества, сопровождало множество иных особ женского пола. Во всяком случае, об этом трещат светские хроники всех журналов.
Его брови вызывающе поднялись.
– Ты веришь всему, что пишут в журналах?
– Значит, послушать тебя, у тебя не было ни одного романа с теми дамами, о ком писали во всех журналах мира?
– Это не были романы. Во всяком случае, не то, что называют романами.
– Тогда что же это было?
– Обыкновенная реклама.
– И ты думаешь, я поверю тебе? – усмехнулась Тина.
Он равнодушно пожал плечами.
– Хочешь верь, хочешь не верь.
– Ну конечно! Ты же настоящий средневековый аскет!
– Представь себе: иногда – да, аскет!
– Да, а до всех этих сногсшибательно соблазнительных женщин ты и пальцем не дотрагивался!
– Для меня они пустое место.
– Так что же ты хочешь сказать, что все еще девственник? – Тина откровенно издевалась. В такую чушь она поверить не могла – да и как можно в это поверить, стоит только поглядеть на Дьюка!
– Я нормальный мужчина, – огрызнулся он.
– Так ты не отрицаешь, что у тебя были…
– Да, были, – грубо отрезал он. Его взгляд стал жестким, ненавидящим. – Но только после того, как ты связалась с Эйнджелом Брейди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44