– Нет, мой цветочек. Вы плохо поступили. Как вы объясните это Марку Хардичу?
Не думая, она сказала:
– Соверен – мой друг.
– Не тот друг, которого выбрал бы Хардич.
– Я сама выбираю себе друзей, – сказала она натянуто, и он рассмеялся:
– Пробудитесь, Эмма. Вы ничего не выбираете. Выбор делает Марк Хардич.
– Вы говорите ерунду. – Это так. Она высоко подняла голову. – И я отказываюсь обсуждать с вами Марка. Я знаю, что вы не скажете ничего хорошего о нем. Я не хочу говорить о нем с тем, кто ненавидит его… – Она закусила губу, а он договорил:
– С тем, кто не достоин завязывать ему шнурки? – Он все еще дразнил ее. – Я не достоин. Ни один живой мужчина не достоин, потому что ваш Марк Хардич не плоть и кровь. Вы создали мираж, Эмма. Ходячий, разговаривающий призрак любовника.
– Тогда этот мираж длится всю жизнь, потому что я люблю Марка всю мою жизнь! – в сердцах воскликнула она.
Корби прекратил смеяться. Он смотрел на нее своими изучающими, бесстрастными глазами, и она подумала с ужасом: «Я нахожусь на скамье подсудимых, умственное упражнение для него. Сейчас он докажет, что я глупо поступаю, что люблю Марка».
Она начала вставать, но он поймал ее руку, и она села снова. Села лицом к нему, скрывая свою тревогу, выжидая.
Он проговорил медленно:
– Всю жизнь? Как хорошо вы знали Марка Хардича, когда были ребенком?
– Я родилась здесь. Хардичи всегда жили здесь. – Вопрос и ответ. Обвинение и защита, как на суде.
– Хардичи жили в Хардичах с незапамятных времен, – сказал он. – Я охотно верю этому. Но когда вы были ребенком, ну, скажем десятилетним, а Марку Хардичу было девятнадцать или двадцать, как часто вы разговаривали с ним?
«Привет», – если он прошел. Она наблюдала, как Марк ходил, ездил, знала даты его приездов и отъездов. О семействе Хардичей сплетничали больше, чем о любом другом. Но она действительно никогда не разговаривала с Марком, пока ей не исполнилось девятнадцать. Это случилось в тот день, когда Пиппа победила в стратфордских бегах. И что это доказывало и какое имело значение, ведь она всегда мечтала о Марке…
Она сказала:
– Прекратите ломать комедию. Мы не в суде. Хватит подвергать меня перекрестному допросу! – Прядь волос упала ей на глаза, и она пробовала подобрать ее.
– Комедия, – сказал Корби устало. – Распустите эту глупую прическу, ради бога.
Он прижал ее одним плечом и вытащил пару шпилек из ее волос, бросая их на пол. Эмма застыла, а ее волосы рассыпались по плечам. Она испуганно молчала.
Зря говорят, что волосы ничего не чувствуют. Это неправда. Она чувствовала волосами его пальцы, будто на концах каждого волоска были нервы. Она была совсем не готова к той неожиданной усталости, которая навалилась на нее сразу, как только он ее коснулся.
– Вы никогда не станете Гиллиан, – бросил он резко. – Поэтому забудьте Марка Хардича.
Он сказал ей, что ни один мужчина не захочет ее, ни один, кто помнит Гиллиан. Она же закрыла глаза, повторяя, как заклинание:
– Я никогда не смогу забыть Марка. Никогда. Никогда. Никогда.
– Почему вы так уверены, что я не смогу? Прямо здесь и сейчас?
Глаза у нее широко распахнулись. Он держал ее. Одна рука на плече, другая под головой. Держал так крепко, что ему надо было только наклонить голову, чтобы поцеловать ее в губы.
Именно это он имел в виду. Что поцелует ее, овладеет ею. Она была уверена, что он опытен в таких делах. Сама же она не имела столь глубокого опыта. Ее осведомленность была поверхностной. Она понятия не имела, что может случиться, если мужчина овладеет ею.
– Вот способ, каким вы хотели заставить Гиллиан забыть Марка? – в ярости бросила она. – И, дернув плечом, спихнула его руку, рванула к лестнице.
Все в ней кричало: «Беги, защищайся!» Последние три ступени она попыталась перепрыгнуть, но не рассчитала расстояние. Неловко приземлившись, она подвернула лодыжку. Волна боли тут же захлестнула ее.
Глава 9
Эмме повезло. Рентген показал, что перелома лодыжки нет, но повреждены связки. Доктор Бисли, возивший ее в ближайшую больницу, дал ей болеутоляющие и снотворные таблетки.
Крисси устроила для нее кровать внизу, в гостиной. Лестница в «Милл-Хаус» была крутой и узкой. Прыгать вверх и вниз с перебинтованной ногой было бы трудно и неудобно. Эмме следовало поберечь себя. Поврежденным связкам и мускулам требовался отдых на день или два. Она была счастлива, что ничего не надо делать, ни о чем не надо беспокоиться.
Она проснулась после нескольких часов беспокойного сна. Огонь почти потух, и в камине тлели розовые и серые угольки. Было тихо, только слышно было, как стучат ходики. Мысли, охватившие ее, не дали ей больше заснуть.
Завтра, нет, сегодня Марк узнает о происшествии с Хамстером и об Эмме. Как Эмма упала с железной лестницы в мельнице. Но он не должен узнать, что это произошло, когда она убегала от Корби. Никто никогда не должен знать это. Она сама не могла поверить в случившееся, но это произошло, и от этого никуда не деться.
Она закричала, когда упала, и еще один раз, когда Корби встал на колени около нее.
– Оставьте меня одну. Доставьте меня домой! – вскричала она.
– Одно из двух, – сказал он, и ее отнесли домой. Он позвал людей из фургонов. Их Эмма видела как в тумане. Затем, как из дымки, появился доктор Бисли, и постепенно боль отступила, и туман рассеялся.
Теперь она была дома. У нее было время, чтобы все хорошенько припомнить, и она пришла в уныние. Корби, должно быть, считал ее слишком наивной и подшутил над ней. Что он сделал, так или иначе? Вынул несколько шпилек из ее волос, сказал ей, что она должна прекратить копировать Гиллиан, произвел циничные выпады.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55