– Вы пришли, конечно, посмотреть картины?
– Я продавец картин и продаю картины Корби вместо него самого. – Он пожал плечами и улыбнулся. – Когда он позволяет мне хоть что-нибудь продать.
Она устроилась на табурете и стала смотреть на чайник, как будто бы это могло ускорить кипение.
– Они действительно хороши? – спросила она. Она хотела услышать мнение профессионала.
Он указал на рисунки:
– Эскизы говорят сами за себя.
Но она сказала:
– Я говорю о картинах.
Он подождал немного, а потом произнес:
– Да, они хороши.
– Они пугают меня, – сказала Эмма.
– Скажу по секрету, меня тоже, – сказал Клоппер и улыбнулся, когда она посмотрела на него. – Существует множество живописцев, – продолжал он. – Их так много, что можно заполнить их картинами все мои галереи. Их картины занятны и производят приятное впечатление. Но есть художники, чьи работы захватывают вас целиком. – Он не улыбался теперь. – Вот почему я здесь сегодня и слежу за его шагами в живописи с тех пор, как мы знакомы.
– А давно вы знакомы?
– Пять-шесть лет. Моя жена и я были на отдыхе в Камарге, а Корби рисовал там болота. Я вышел из моего автомобиля и прошелся мимо него. Я всегда смотрю, что рисуют художники, и обычно иду дальше. Но на сей раз я забыл обо всем. Я попробовал заговорить с ним. Я говорю на нескольких языках, и я перепробовал весь свой запас. – Он улыбнулся, вспоминая. – Он очень убедительно себя вел, я решил, что он ничего не понимает. Он выглядел словно пришелец какой-то – роба, темные волосы, загорелая кожа.
– Представляю себе, – сказала Эмма.
– Я хотел купить его картину, – продолжал Клоппер. – Я не давал ему прохода. Я пробовал написать, но он и виду не подал, что понимает что-нибудь. Я расположился рядом с ним, чтобы дождаться, когда он, закончив работу, поедет к себе домой. Жена была недовольна. Ей не хотелось сидеть и ждать в дикой местности, среди зарослей тростника. Мне пришлось подкупить ее, и моя жена совершила выгодную сделку. – Сразу видно, он был любящим мужем. Это чувствовалось по его улыбке и по голосу. – Ей очень хотелось иметь один браслет, и мне пришлось пообещать его ей, если она будет терпелива. Затем я понял, что Корби просто веселится. И теперь, как он ни старался, он уже не мог убедить меня, что не понимает, о чем мы говорим.
– А ваша жена, она получила браслет? – поинтересовалась Эмма.
– Шутит всякий раз, когда надевает его. Она говорит, что должна благодарить Корби за этот браслет.
Чайник закипел. Эмма заварила чай, и он сказал:
– Вы должны поддерживать его занятия живописью.
«Ну вот, еще один неправильно понял». Она сказала:
– Я только соседка, приглашенная на чай, и не вмешиваюсь в его дела.
– Жалко, – произнес Феликс Клоппер.
Ей очень хотелось еще порасспрашивать его о Корби, но это показало бы ее заинтересованность. Да и Клоппер вряд ли стал бы раскрывать все какой-то соседке. Поэтому они стали разговаривать на отвлеченные темы. О мельнице, о том, как хорошо она была переоборудована, как удачно это вышло, о людях с ярмарки.
Эмма рассказывала о ярмарке посуды, описывала кувшины, когда вошел Корби. Он был одет в неизменный свитер-водолазку, пиджак и темные брюки. Войдя, он позвал:
– Эмма!
– Здесь, – отозвалась Эмма, – в кухне.
– Привет, Феликс, – сказал Корби. – Я увидел ваш лимузин. Чем могу быть полезен?
– Я приехал, чтобы отобрать картины для выставки.
– Очень любезно с вашей стороны.
Клоппер объяснил Эмме:
– Не первый раз мне приходится организовывать выставку работ этого парня, я знаю его вдоль и поперек.
Эмма засмеялась:
– В следующий раз, когда вы приедете, я попрошу Корби опять дать мне ключ от мельницы.
– Но у вас есть ключ, – вежливо сказал Корби.
Она поправила:
– У моего отца есть, вы имеете в виду. – Она не поняла почему, но почувствовала, что эта поправка необходима. Она сказала: – Заварю-ка я побольше чаю?
– Не возражаете, если я сначала займусь делом с Феликсом? Ему еще надо успеть вернуться в Лондон. По крайней мере, – сказал Корби, – я надеюсь, что он собирается вернуться.
Феликс Клоппер с достоинством поднялся с табурета:
– Как бы там ни было, я готов идти. Чай был восхитителен.
Эмма посмотрела им вслед, когда они поднимались по железной лестнице. Интересно, будет ли выставлен портрет Гиллиан, и если будет, то что Марк Хардич скажет по этому поводу?
Эмма удивилась бы, если бы это произошло. Корби сохранял портрет в тайне ото всех и вряд ли бы согласился выставить его на всеобщее обозрение. Но может быть, сейчас Феликс Клоппер спросит: «А тот портрет, который я видел, вы говорили, что он не для продажи. Он все еще у вас? Вы собираетесь его выставлять?»
Феликс может найти его, разглядывая холсты, стоящие у стены. Девушка со светлыми волосами, немного похожая на Эмму, и также соседка. Марк Хардич любил обеих. Но одна была золотая девушка, которую он любил раньше, а другая пробовала занять чужое место. «Почему бы мне не спросить Корби о картине?» – размышляла Эмма. Но нет, это не ее дело.
Они спускались по лестнице, неся холсты, и она поспешила открыть дверь.
– Ну как? – спросила она Клоппера.
Он кивнул и улыбнулся:
– Эти подойдут.
Мужчины в три захода перенесли картины. Они ходили через луг и ворота мимо «Милл-Хаус» к тому месту, где Феликс Клоппер, должно быть, оставил свой автомобиль. Панчи и Хамстер присоединились к ним, помогая переносить холсты.
Эмма стояла в дверном проеме мельницы, пока небольшая группа возвращалась к мельнице. Хамстер и Панчи попрощались и пошли к своим фургонам.
Феликс собирался забрать шляпу и пальто. Он выглядел довольным. В который раз он поблагодарил Эмму за чай и сказал, что рад был познакомиться с ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55