Поглаживание красивых вещей очень расслабляет.
– Но они должны быть гладкими. – Она растягивала слова, чтобы пальцы успели сделать обволакивающее движение вокруг яйца. – Попробуйте погладить колючий предмет.
– Понимаю вас, – сказал он. – Сейчас время ужина. Можно пригласить вас на ужин? Я часто ужинал в вашем доме. Я у вас в долгу.
– Не у меня, я никогда не кормила вас. – «Но покормила бы», – подумала она. – И я должна возвращаться. Я обещала не задерживаться надолго.
– Может, в другой раз?
Из вежливости стоило согласиться, но она не была уверена, что хочет этого. С ним было нелегко, с этим смуглым человеком, пишущим картины, от которых становилось сухо во рту. Но она признала:
– Мне понравилась ваша мельница.
– Хорошо, – сказал он. – Итак, перемирие?
Но ей подходил только вооруженный нейтралитет. Безразличие было бы удобнее, но он был сосед, не собирающийся сливаться с пейзажем. Она улыбнулась:
– Хорошо, я обещаю не убеждать отца отлучить вас от дома.
– В таком случае, – сказал он, – мельница – все еще член вашей семьи.
– Вместе с вами?
– Я сказал вам, что вы можете считать меня братом.
Она засмеялась, встряхнув головой, и ее волосы растрепались.
– О нет! Я не решила еще, как вас атрибутировать, но не думаю, что как брата.
– Это становится интересным.
Флиртовать можно было только на словах. Не то чтобы он потерял голову, он был способен держать себя в руках. Она также. Ее сердце было, без сомнения, отдано Марку. Но инстинкт говорил ей, чтобы она была поосторожнее с Корби Кемпсоном. Они могли говорить о перемирии, но она чувствовала скрытую угрозу, и противники из них вышли бы так же легко, как друзья.
Она вернула притягательное яйцо назад, на стол. Корби тут же взял его и вручил ей:
– Подарок.
– О! – Это потрясло ее. – Почему? Спасибо, но разве вам оно не нужно?
– Я не часто волнуюсь. – Он встал. Она встала тоже:
– И я также, если есть выбор.
– Нормальное правило, – сказал он. Посмотрел в окно, на огни «Хардич-Хаус». – Надеюсь, вы будете придерживаться его.
Если бы она положила яйцо назад, то признала бы, что поняла его намек. И она предпочла пропустить мимо ушей его замечание. Она спустилась по железной лестнице на первый этаж и вышла.
Следующую пару недель Эмма была занята поисками работы. И тут один из ее бывших покупателей сообщил ей о вакансии главного продавца в магазине одежды высшего класса в близлежащем городе. Эмма тут же помчались туда на собеседование. Ее сразу приняли.
Она вернулась в Лондон распорядиться некоторыми вещами из обстановки и собрать остальные вещи для отправки домой. Попрощавшись с друзьями, она обещала поддерживать с ними контакт.
Итак, она вернулась в свой настоящий дом. Она была рождена здесь и выросла здесь. Душой она никогда не была городской девушкой.
У Кита и Крисси еще продолжался медовый месяц, и они были далеко. Деревня же в целом приняла активное участие в возвращении Эммы. Женщины уверяли, что очень рады: ее приезд поддержит ее отца. Она знала, что за ее спиной судачили о Марке Хардиче, теперь снова свободном. Все ожидали новых событий. Она ничего не могла поделать с этим. Ведь и она сама ждала этого.
Марк, должно быть, слышал, что она вернулась. Спустя некоторое время они встретятся снова. Возможно, случайно, хотя его теперь редко видели в деревне.
Она задавалась вопросом, как Сара Хардич отреагирует на ее возвращение. Мисс Хардич не прибыла на свадьбу, потому что была на отдыхе. Она вернулась домой несколькими днями позже свадьбы Кита и Крисси. Кто-нибудь, возможно, написал ей, что Эмма Чандлер снова в деревне, и Саре Хардич, наверное, вряд ли понравилась эта новость.
Эмма ни разу не видела Марка за две недели. Корби же она встречала несколько раз. Когда она бывала в «Милл-Хаус», он, как правило, был тоже там. Он обычно проходил через «Милл-Хаус» и выходил на свою дорогу.
Если же Эмма видела его из окон, она небрежно, по-соседски, кивала в ответ на его приветствие.
У него, очевидно, вошло в привычку навещать их. И то, что он не приходил, когда она, еще живя в Лондоне, приезжала домой, скорее было исключением. Он приносил газеты, журналы, продукты. Как-то Эмма возвратилась из деревенского магазина, куда она ходила за беконом, и ее отец сообщил:
– Ни один из нас не является хорошим поваром. Видишь ли, моя дорогая, из нас троих Корби, конечно, лучший кулинар. Иногда готовили Кит или я, иногда он.
– Я знала об ужинах, – сказала Эмма. – Но что он на полном пансионе здесь…
– Он только время от времени трапезничал с нами. Ни разу не пришел бы, я уверен, если бы ты возражала, – поспешил заверить ее отец.
Но, кроме продовольствия, Корби приносил вырезки из газет о местной истории, о чем писал ее отец. Они обсуждались в тесном кругу. Карикатуры, которые он рисовал, вызывали смех. Он оставался на обед несколько раз, и, когда Эмма подавала жареные сельди к чаю в пятницу, она предупредила его:
– Я начинаю работать в понедельник, так что делайте выводы.
– Даю вам шанс отведать мою стряпню, – сказал Корби. – Готовлю обед в понедельник вечером.
– Да поможет вам Бог, – сказала Эмма. – Кормилец вы наш!
Отказаться от его услуг было невозможно. Оставалось надеяться, что обед будет съедобен.
Во время чая ее отец и Корби говорили о статуе, что стояла на паперти местной церкви. Они считали, что она шестнадцатого века, и называли ведьмой. Не имелось никаких данных на этот счет.
В полдень Корби делал наброски статуи. Он прислонил эскиз к кувшину молока, и Томас Чандлер улыбнулся:
– Очень ясное сходство. Смотри, Эмми, превосходное изображение Серой Леди.
Эмма увидела свирепый взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55