«Донья Илюминада умеет читать мои мысли, – размышлял Хуан-Тигр, – как будто у меня лоб стеклянный: можно подумать, что там, в голове, все написано, как в букваре, большими и жирными буквами, которые складываются в слоги: п-а – па, м-а – ма. Так неужели и сегодня она вздумает читать мои тайные мысли – постыдные мысли этой ночи, которые крупными кроваво-красными буквами-шрамами запечатлены теперь в моем мозгу?» Хуан-Тигр был в полном смятении, и его тревога не могла не выплеснуться наружу, когда он, устраивая в семь часов утра на площади свой ларек, вынужден был, увидев вдову, поздороваться с нею. Иногда Хуану-Тигру снился дурацкий, кошмарный сон: будто он сам не зная как вышел из дому на улицу в одном нижнем белье и в таком ужасном, отвратительном, постыдном виде предстал пред взорами всех обитателей рынка. А сейчас Хуан чувствовал себя еще хуже: будто на нем не то что подштанников – вообще ничего не было.
Время шло, но Хуан все никак не мог успокоиться, терзаясь, как на дыбе. У него даже не было сил думать о том, что его занимало и огорчало больше всего, – о возможном уходе Коласа.
Днем прибежали ребятишки и принялись издали дразнить Хуана-Тигра:
Хуан-Тигр – людоед!
Ты наделал много бед.
Ты жену свою убил
И в болоте утопил.
Хуан-Тигр с большей, чем обычно, злостью швырнул в них пригоршню каштанов и орехов. Схватив трех мальчишек, он довольно долго держал их за своим прилавком, время от времени яростно стискивая их ручищами, а его будто стеклянные кошачьи глаза при этом лихорадочно блестели. Вдова Гонгора окликнула его:
– Да будет вам! Отпустите вы, Бога ради, этих малышей! Бедненькие! Они же не понимают, что это вы не со зла… Идите-ка сюда, нам с вами надо кое о чем поговорить.
Хуан-Тигр обреченно, как приговоренный к смерти, переступил порог магазинчика.
– А если бы эти шалуны были вашими детьми – тогда что? Смиряйтесь и терпите: в будущем вас ждут большие перемены… Садитесь, сделайте одолжение. Да с вами, друг мой, сегодня творится что-то неладное.
«Друг мой» было самым нежным обращением, которым вдова одаривала Хуана-Тигра. Она повторила:
– Так что же с вами стряслось, друг мой? Неужели опять Колас? Угадала? Ничего не поделать: сын ветра…
Ну так куда же занес его ветер на этот раз? Да уж ладно, не сердитесь вы на него: мальчик ни в чем не виноват. Если дует северный ветер – а дует он когда Богу угодно, то деревья, чтобы не сломаться, клонятся к земле. Вот и с Коласом происходит то же самое. Скорее всего, малыш опять с вами повздорил, и в лучшем – или в худшем – случае он сказал вам, что…
– Так вы уже все знаете?… – пробормотал Хуан-Тигр, погружаясь в свои предчувствия, как пугливая лягушка – в болотную трясину.
– Откуда же мне знать?… Но раз уж Колас делает все сгоряча и раз он без памяти влюбился в эту девчонку…
– Вот те на! – воскликнул Хуан-Тигр. Вытянув шею, он был похож на только что вынырнувшего из воды человека, который жадно глотает воздух и все никак не может надышаться. По его лицу, наподобие речных струй, стекали, сливаясь и смешиваясь, радость и удивление.
– Теперь-то вы поняли, в чем тут дело?
– Ну и ну! Это надо же! Какой я осел, черт побери! До меня только теперь и дошло! Ясно как божий день: Колас хочет жениться! Так что же этот балбес не сказал мне все как есть?
~ Наверное… он просто не мог решиться.
– Да ведь вы же его еще карапузом помните, а теперь вон он какой вымахал! Теперь ему никто не указ: если что и вобьет себе в башку… Жениться вздумал? Нет, это ему пока еще рановато. Вот мне, например, противны все женщины, и как бы мне хотелось, чтобы и он, последовав моему примеру, тоже их презирал! Послушайся он меня, как бы мы с ним зажили – душа в душу! Жили бы только друг для друга, как отец с сыном, в мире и согласии. Чего же лучше? Только теперь ничего уж не поделаешь, чему быть, того не миновать. Да и сам Колас вчера мне сказал то же самое: сопротивляться, мол, бесполезно. Так что тут уж, хочешь не хочешь, а придется уступить: из двух зол выбирают меньшее… И все-таки рановато ему жениться, очень он еще молод. Вот придет время, я ему перечить не стану: пусть себе женится на здоровье, Бог ему в помощь! Только из дома я его не выпущу: пусть лучше приведет свою жену ко мне. Что ж, был у меня сынок, будет и дочка. А потом, через годок после свадьбы… Э, да что же это я мелю? Черт меня побери! Да кто же она такая? Наша соседка?
– Тише, тише, дон Хуан, успокойтесь. Нам с вами надо бы поговорить, а вы кипятитесь. А вот насчет того, что Колас влюбился, так я кое-что знаю. И даже кое-кого знаю. А как же иначе? Ведь любовь – это все равно что дым: никуда ее не спрячешь. К счастью, она, тоже как дым, быстро и пропадает. Хотя всякое бывает… Вот у вас сейчас прямо перед носом дым валит клубами, а вы так ничего и не учуяли.
– Честно говоря, нюх у меня далеко не собачий.
– Короче говоря, о свадьбе не может быть и речи. Девчонка, за которой волочился Колас, наотрез ему отказала.
– Отказала?
– Взяла да и дала ему от ворот поворот – прогнала его раз и навсегда.
– Прогнала?
– Ничего не поделаешь, коли она его не любит.
– Как это не любит? Не любит моего Коласа? Ишь какая принцесса нашлась! И даже если не любит, так и что из этого? Раз мы с Коласом того хотим, какая разница, хочет она или не хочет? Пусть женятся!
– Не так-то все просто. Калитка должна быть с крючком и петлей: только так ее можно и закрыть, и открыть. То же самое в любви и в браке. Если не хочет мужчина, то это все равно как если бы не было крючка: кому нужна калитка, если ее нельзя закрыть? А вот если не соглашается женщина, если нет на то ее воли, то это все равно как если бы калитка была без петли:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100