Эти бури были непредсказуемы, к ним нельзя было подготовиться и нельзя было привыкнуть. И каждый раз его ждала бессонная ночь, он ворочался в постели до утра и отправлялся на завод измученный, разбитый и нервный.
Теперь к этому добавлялась тревога за Вирджинию.
Около четырех часов тонкая пелена дремотного сна отступила, и он проснулся, ощущая, что буря закончилась. Его разбудила тишина, но в ушах словно продолжал шуметь песок.
Он слегка приподнялся на локте, пытаясь расправить сбившуюся простыню, и заметил, что Вирджиния не спит. Она лежала на спине, недвижно уставившись в потолок.
– Что-то случилось? – вяло пробормотал он.
Она не ответила.
– Лапушка??
Она медленно перевела взгляд.
– Ничего,– сказала она. – Спи.
– Как ты себя чувствуешь?
– Все так же.
– О-о.
Еще мгновение он лежал, внимательно вглядываясь в ее лицо.
– Ладно,– сказал он, поворачиваясь на другой бок, и закрыл глаза.
Будильник зазвонил в шесть тридцать. Обычно его выключала Вирджиния, но в этот раз ему пришлось перескочить через нее и сделать это самому. Поза и взгляд ее оставались прежними, без движения.
– Что с тобой? – с беспокойством спросил он.
Она взглянула на него и покачала головой.
– Не знаю,– сказала она. – Я просто не могу уснуть.
– Почему?
Словно не решаясь сказать, она прижалась щекой к подушке.
– Ты, наверное, еще не окрепла? – спросил он.
Она попыталась сесть, но не смогла.
– Не надо вставать, лап,– сказал он. – Не напрягайся.
Он положил руку ей на лоб.
– Температуры у тебя нет,– сказал он.
– Я не чувствую себя больной,– сказала она. – Я… словно устала.
– Ты выглядишь бледной.
– Я знаю: я похожа на привидение.
– Не вставай,– сказал он.
Но она была уже на ногах.
– Не надо меня баловать,– сказала она. – Иди одевайся, со мной будет все в порядке.
– Лапушка, не вставай, если тебе нездоровится.
Она погладила его руки и улыбнулась.
– Все будет хорошо,– сказала она. – Собирайся.
Бреясь, он услышал за спиной шарканье шлепанцев, приоткрыл дверь ванной и посмотрел ей вслед. Она шла через гостиную, завернувшись в халат, медленно, слегка покачиваясь. Он недовольно покачал головой.
Сегодня ей надо еще отлежаться,– подумал он, добриваясь.
Умывальник был серым от пыли. Этот песчаный абразив был вездесущ. Над кроваткой Кэтти пришлось натянуть полог, чтобы пыль не летела ей в лицо. Один край полога он прибил к стене, над кроваткой, а с другой стороны прибил к кровати две стойки, так что получился односкатный навес, немного свисающий по краям.
Как следует не побрившись, потому что в пене оказался песок, он ополоснул лицо, достал из стенного шкафа чистое полотенце и насухо вытерся.
По дороге в спальню он заглянул в комнату Кэтти.
Она все еще спала, светлая головка покоилась на подушке, щечки розовели от крепкого сна. Он провел пальцем по крыше полога – палец стал серым от пыли. Озабоченно покачав головой, он пошел одеваться.
– Хоть бы кончились эти проклятые бури,– говорил он через десять минут, выходя на кухню. – Я абсолютно уверен…
Он на мгновение застыл. Обычно он заставал ее у плиты: она жарила яичницу или тосты, пирожки или бутерброды, и готовила кофе. Сегодня она сидела у стола. На плите фильтровался кофе, но больше ничего не готовилось.
– Радость моя, если ты неважно себя чувствуешь, тебе было бы лучше пойти в постель,– сказал он. – Я сам займусь завтраком.
– Ничего, ничего,– сказала она,– я просто присела отдохнуть. Извини. Сейчас встану и поджарю яичницу.
– Не надо, сиди,– сказал он. – Я и сам в состоянии все сделать.
Он подошел к холодильнику и раскрыл дверцу.
– Хотела бы я знать, что это такое происходит,– сказала она. – В нашем квартале с половиной творится то же самое. И ты говоришь, что на заводе осталось меньше половины.
– Может быть, вирус,– предположил он.
Она покачала головой.
– Не знаю.
– Когда вокруг все время бури, комар и все чем-то заболевают, жизнь быстро становится мучением,– сказал он, наливая себе из бутылки апельсиновый сок. – И разговорами о чертовщине.
Заглянув в бокал, он выудил из апельсинового сока черное тельце.
– Дьявол! Чего мне никогда не понять,– так это как они забираются в холодильник.
– Мне тоже, Боб.
– Тебе налить сока?
– Нет.
– Тебе бы полезно.
– Спасибо, моя радость,– сказала она, делая попытку улыбнуться.
Он отставил бутылку и сел напротив нее со стаканом сока.
– У тебя что-нибудь болит? – спросил он. – Голова, что-нибудь еще?
Она медленно покачала головой.
– Хотела бы я действительно знать, в чем дело,– сказала она.
– Вызови доктора Буша. Сегодня. Обязательно.
– Хорошо,– сказала она, собираясь встать.
Он взял ее руки в свои.
– Нет, радость моя, посиди здесь,– сказал он.
– Но, в самом деле, нет никакой причины… Не знаю, что происходит,– сердито сказала Вирджиния.
Она всегда так реагировала, сколько он знал ее. Когда ей нездоровилось, это доводило ее, слабость – раздражала. Всякое недомогание она воспринимала как личное оскорбление.
– Пойдем,– сказал он, поднимаясь,– я провожу тебя в постель.
– Не надо, оставь меня здесь, я просто посижу с тобой. А прилягу, когда Кэтти уйдет в школу.
– Хорошо, может, ты съешь чего-нибудь?
– Нет.
– А как насчет кофе?
Она покачала головой.
– Но если ты не будешь есть, ты действительно заболеешь,– сказал он.
– Я просто не голодна.
Он допил сок и встал к плите поджарить себе парочку яиц. Разбив об край, он вылил их на горячую сковороду, где уже шкворчал жирный кусок бекона. Взяв из шкафа хлеб, он направился к столу.
Давай сюда,– сказала Вирджиния. – Я суну его в тостер, а ты следи за своим… О, Господи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52