При этом Антонио не поленился отодвинуть все диваны и кресла и заглянуть под все шкафы и стеллажи, которые не мог сдвинуть без посторонней помощи. Он рискнул даже на время переставить в другое место две золотые статуэтки – призы, которые отец ценил больше всех среди полученных им за долгую карьеру. Для этих статуэток он в свое время заказал что-то вроде хрустальных постаментов, благодаря чему сверкающие трофеи возвышались над креслами, журнальными столиками и прочей мебелью «сидячего» уровня. Все было безрезультатно: короткий шестиминутный фильм с незаконченным названием как сквозь землю провалился. Антонио отказывался в это верить. В какой-то момент он поймал себя на том, что желание посмотреть исчезнувшую картину становится у него просто навязчивой идеей. Интуиция все более настойчиво подсказывала ему, что эта лента просто должна была оказаться так или иначе связана с его последним путешествием на Гаити. Его отец – ни дать ни взять старый Джеппетто – собрал целую коллекцию оживших киномарионеток. Нет, актеров, конечно, никто не дергал за ниточки, но и назвать их персонажей живыми людьми у Антонио язык не поворачивался. Они шевелили губами, произнося заученные диалоги, и жестикулировали так, как от них требовали законы жанра. При этом Антонио не покидало ощущение, будто время от времени на заднем плане, где-нибудь в уголке кадра, мелькали пальцы того человека, который управляет действиями мельтешащих на переднем плане персонажей. Порой это присутствие ощущалось как порыв ветра, который нельзя увидеть, но можно почувствовать по движению взметнувшихся с земли к небу облаков пыли.
Обыскав кабинет и зал буквально миллиметр за миллиметром и не обнаружив пропавшей кассеты, Антонио впал в отчаяние. Его несколько утешал тот факт, что отец, скорее всего, не хватится пропажи, потому что футляр от кассеты был на месте и внешне весь французский раздел выглядел так, словно все фильмы стояли нетронутыми. И все же издевательская глупость сложившейся ситуации не давала Антонио покоя. В его распоряжении находилось около сорока тысяч фильмов, а тот единственный, который был ему нужен, куда-то подевался. Антонио вылил в стакан оставшийся в бутылке виски и буквально одним глотком выпил его. Он был растерян и понятия не имел, что делать дальше. Темная тропическая ночь, окутавшая Сересас, навалилась на молодого человека, как проклятие.
Он вышел из гостиной на террасу и подошел к бассейну, который благодаря удачно расставленным среди окружающих его растений прожекторам был похож на таинственное лесное озеро, в неподвижной воде которого отражалась вся чернота нависшей над миром ночи. Антонио с разбегу нырнул в бассейн, не желая думать ни о том, сколько сейчас времени, ни о том, сколько спиртного он успел выпить за прошедший вечер. В момент падения в воду его сознание затуманилось. Он почувствовал себя метеором, падающим с неба в океан: он так же раскалился от стремительного полета сквозь плотные слои атмосферы и так же под действием силы тяжести и инерции вспарывал толщу закипающей воды, оставляя за собой след из огня и пара, какой остается за металлической заготовкой, которую кузнец опускает в воду, чтобы закалить металл. Огненный шар, в который превратился Антонио, не мог ни изменить траекторию движения, ни остановиться, ни тем более повернуть вспять. Еще через несколько секунд Антонио потерял сознание.
Открыв глаза, он не без труда понял, что лежит на кровати в комнате для гостей. Кто-то снял с него одежду, и теперь он был прикрыт лишь белой шелковой простыней. Антонио била лихорадка, и ему не удавалось избавиться от навалившегося чувства безграничной пустоты. В комнате он был один, а сил, чтобы крикнуть и дать о себе знать, ему не хватало. Через несколько минут он вновь погрузился в сон, так и не поняв, каким образом попал из бассейна в кровать. При этом где-то в закоулках еще не вполне вернувшегося к нему сознания блуждала неясная мысль о пропавшем фильме, посмотреть который ему так и не удалось.
Проснувшись, он первым делом увидел мажордома, который молча, мрачно и внимательно разглядывал его.
– Хоакин, сколько я уже сплю? – спросил он, скорее лишь для того, чтобы завязать разговор. На самом деле он вовсе не горел желанием узнать правдивый ответ на этот вопрос.
– Достаточно долго, чтобы напомнить тебе, что ты собирался уехать отсюда еще три дня назад.
– Ну ладно тебе, хватит обижаться. Признаюсь: я неблагодарная скотина. В конце концов, я всего лишь сын своего отца.
Принеся эти сбивчивые и не слишком хорошо сформулированные извинения, Антонио настоял на том, чтобы откровенно поговорить с мажордомом. Он прекрасно понимал, что Хоакин спас ему жизнь, а также что он никогда не расскажет отцу, что здесь произошло. И все же Антонио отдавал себе отчет, что Хоакин отнюдь не высокого о нем мнения, а добрым отношением к себе он обязан лишь благоговейному почтению, которое мажордом испытывал к старому актеру. То, что Хоакин терпел и даже прикрывал все его выходки, было всего лишь следствием его отношения к отцу Антонио.
Время, отведенное Антонио для пребывания на вилле Сересас, заканчивалось. Несколько дней, проведенных в беспамятстве, а потом в горячке после столь необдуманного ночного купания, чуть не стоившего ему жизни, были потрачены впустую – по крайней мере с точки зрения поисков так нужной ему информации. Признав свое поражение, он тем самым словно дал себе индульгенцию на то, чтобы продолжать валяться в постели. Чувство стыда за свое безрассудное поведение отнимало у него последние силы, которые он с удовольствием потратил бы на то, чтобы еще раз хорошенько поругаться с Хоакином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158