Уже в то утро, среди бликов греческих храмов и трепещущих теней кипарисов, он узнал, что девушка эта – дочь горного инженера Сезара Увиля, управляющего эксплуатационными и изыскательскими работами «Французской компании рудников Бора» («Compagnie Franзaise des Mines de Bor»), известной также как «Концессия Святого Георгия», что она любит длинные описания природы и любовные романы со счастливым концом.
Вдовец без близких родственников, не имевший на кого оставить ее в родном Реймсе, господин Увиль сразу после окончания войны увез свою дочь с собой в только что объединившееся южнославянское государство сербов, хорватов и словенцев, где он полностью отдавал службе двадцать шесть дней каждого месяца, находясь непосредственно на разработках борского рудника меди и следя с точностью до промилле за соблюдением интересов концессионеров, парижской дирекции и женевского банка «Мирабо», а четыре оставшихся свободных дня проводил в Белграде, систематически контролируя все аспекты соответствующего его положению воспитания единственной дочери. Ничего странного, ведь небольшой Бор постоянно сотрясался от взрывов в карьерах, по всему городку то и дело распространялся противный запах карбида, сирены монотонно завывали перед началом каждой рабочей смены, напоминая об опасности неожиданного появления ядовитых газов и завалов в шахтах, а единственным приличным местом, где можно скоротать вечер, было так называемое «Казино», но и там любые посиделки небольшой французской колонии, например в дни национальных праздников, заканчивались ностальгической попойкой. Еще одной, а на самом деле главной причиной пребывания мадмуазель Натали Увиль в столице, в арендованном доме на Сеняке, были всегда приходившиеся на октябрь визиты Марселя Шампена, вице-президента компании. В 1921 году во время очередной инспекционной поездки с целью проверки работы одного из местных филиалов, в данном случае – белградского, на устроенном в его честь приеме Марсель Шампен засмотрелся в совсем еще детские глаза барышни. Следующие три октября вице-президент, оправдывая свои визиты необходимостью проверки деятельности филиала, приезжал, казалось, только для того, чтобы наблюдать, как она взрослеет и становится девушкой, оценивать, насколько она выросла, наслаждаться тем, как ее девичья угловатая прелесть превращается в женственную мягкость очертаний. Как того и требуют приличия, с Натали он официально познакомился и впервые обменялся несколькими фразами только в 1925 году, когда ей исполнилось шестнадцать лет. Но в прошлый приезд он привез ей солидную горсть засахаренных комплиментов в металлической коробке, один слаще другого, каждый из которых был завернут в блестящий фантик из дорогой фольги. Не оставалось сомнений – с каждым разом они становились все ближе и ближе друг другу, и у Сезара Увиля появилась надежда хорошо выдать замуж свою дочь. Так что ее делом было находиться здесь, ждать следующей инспекционной поездки и готовиться к этим ежегодным встречам с вице-президентом Марселем Шампеном. А чтобы подготовка было более успешной, а также ввиду того, что французский пансион для девушек «Saint Joseph» на улице Ранке еще не открылся, инженер выписал с родины некую мадам Дидье, в прошлом воспитательницу одного из строгих католических интернатов, весьма опытную в вопросах необходимого девушкам образования и еще более опытную (в результате трех собственных браков) в деле создания предпосылок для успешного обручения с последующим венчанием.
– Calmez-vous. He надо волноваться, мы все устроим самым лучшим образом! Что касается рекомендаций, пожалуйста, можете навести справки, но мне кажется, что браки моих воспитанниц с графами, министрами, банкирами и другими солидными женихами говорят сами за себя… – начала, заступая на службу, воспитательница мадам Дидье.
– Je suis dйsole. Я вынуждена просить о прибавке жалованья, условия, в которых я работаю, просто дикие. В противном случае прошу принять мой отказ… – плачущим голосом начинала мадам Дидье всякий раз, когда отец девушки приезжал из Бора, подчеркивая при этом, что в здешних невыносимых балканских условиях любая компенсация недостаточна.
– Retenez bien! Мадемуазель, вы здесь находитесь лишь по стечению обстоятельств, вы принадлежите другому миру, другому духу, другой культуре, и я вас туда верну… – начала мадам Дидье изложение подопечной своих уроков, нисколько не разделяя интереса добродушного господина Увиля и некоторых других своих заблудших земляков к обычаям и особенностям местных жителей и появляясь в обществе лишь в тех случаях, когда в город с концертом или лекцией приезжал какой-нибудь французский артист или профессор.
– С'est inoui! Я с этим народом общего языка найти не могу. В конце концов мне пришлось пальцем показать на тот моток мулине, который был мне нужен… – вернувшись с покупками начинала мадам Дидье, не соглашавшаяся выучить ни единого сербского слова и мучавшаяся всякий раз, когда ей надо было купить обычные дамские мелочи или объяснить безграмотной Зузане, служанке, нанятой для ведения домашнего хозяйства, как и что следует подавать на стол к завтраку, из чего приготовить настоящий потаж, сколько ложек сахара требуется для лимонада и т. п., и вынужденная в результате просить Натали хоть как-то перевести ее распоряжения.
– Donc! Вы должны уметь вышивать. Подарите господину Шампену платочек с его монограммой. Это будет напоминать ему о ваших руках всякий раз, когда он за него возьмется. Вы должны уметь исполнить для господина вице-президента самые модные песни. Когда он услышит их в Париже, он вспомнит о вашей шее и губах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92