ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Прочитав его, она вспомнила о том, что отец однажды сказал Антонио. Внизу последнего листа отец наискось написал: «В прошлом у нас были варвары. Теперь нам приходится винить только самих себя».
В тайнике Пелагия отыскала винтовку Мандраса, мандолину Антонио и бумаги Карло. Их она прочла залпом в один вечер, начав с рвущего душу, пророческого прощального письма и продолжив албанской историей и смертью Франческо. Она и представить себе не могла, что этот мужественный и добродушный титан так безмерно страдал от тайного горя, неизменно превращавшего его в чужака для самого себя и иссушавшего родники счастья. И она наконец-то поняла подлинную природу всей его стойкости и жертвенности и открыла для себя: то, что кажется в человеке несомненным, очевидно менее всего. Карло был настроен расстаться со своей жизнью так же решительно, как и спасти жизнь Корелли. Поняла она и то, что удочеренное на свой страх и риск дитя придаст ей самой такое же невыразимое словами мужество.
Антония росла высокой и стройной, с каждым днем все больше становясь похожей на прекрасную амазонку, чей классический образ можно увидеть на музейных вазах. При ходьбе она широко шагала, легко пружиня на пальцах, и очень рано цветом своей одежды выбрала белый. Она не воспринимала внешние приличия, и когда усаживалась в дедушкино кресло, не только сосала большой палец, но и покачивала томно переброшенной через подлокотник ногой, развалясь совершенно не подходящим даме образом, отвечая на упреки матери и Дросулы смехом и криками, вроде: «Не будьте такими старомодными!» Пелагия признавала, что в доме, управляемом столь эксцентричными женщинами, как эти, ей останется винить только себя, если Антония превратится в такую же аномалию среди женского пола, в какую ее саму торжественно обратил отец.
Их считали странными. Пустоголовые кумушки поселка превратили Дросулу с ее чрезвычайно необычной внешностью и Пелагию с ее бесстрашным отсутствием почтительности к мужчинам в подходящую парочку – старую каргу и ведьму. То, что доктор молчал и был не в силах делать что-то по дому, запросто объяснялось влиянием едких химических зелий и оттоманских заклинаний, а то, что Пелагия из-за безденежья прибегала к валериане и чабрецу, а к не изощренным современным лекарствам, лишь укрепляло уверенность в том, что способы их подозрительны и темны. Дети бросали в них камнями, когда они проходили мимо, дразнили, а взрослые предупреждали детей, чтобы те держались от них подальше, и науськивали своих собак. Тем не менее, Пелагия на жизнь зарабатывала, потому что люди приходили к ней украдкой после того, как стемнеет, веря в надежность ее лекарств и примочек.
Первый большой кризис в их жизни случился в 1950 году, когда женщины в доме не смогли собрать достаточно денег, чтобы дать взятку чиновнику из отдела здравоохранения и тот закрыл бы глаза на то, что у доктора и Пелагии не было соответствующего образования. Практиковать запретили, и они, казалось, могли погрузиться в самую унизительную нищету, вернувшись к источникам пропитания военного времени: ежикам, ящерицам и улиткам.
Но судьба, похоже, впервые улыбнулась им; на остров прибыл печальный канадский поэт – он специализировался на стихах о попытках самоубийства и метафизических похоронных плачах – и теперь искал, где бы снять комнату. Он был первым из нового авангарда западных романтиков-интеллектуалов с байроновскими устремлениями; ему хотелось найти простенький домик у простых людей от земли, где он мог бы вплотную заняться истинными и жестокими реалиями жизни.
Получил он простенький домик у простых людей от моря. Стыдясь и извиняясь, Дросула провела его по двум комнатам своего сырого, облупившегося домика у причала – без удобств, с одуряющим запахом, пять лет как запертого и ставшего пристанищем тараканов, ящериц и крыс. Она готовила себя к презрительному отказу, но он тотчас изъявил восторг и предложил плату в девять с половиной раз больше того, что она осторожно предполагала сама. Она пришла к заключению, что человек этот, несомненно, богат и полоумен, а тот не мог поверить в свою удачу – заполучить целый дом за сумму, столь ничтожную, что даже поэту по карману. Он даже чувствовал себя из-за этого виноватым и положил слишком много денег в конверт, который просунул между ставнями, но Дросула честно их вернула.
Он оставался там три года – до бедствия 1953-го, – заполняя комнаты невротичными богемными блондинками и модными писателями-марксистами, которые все ночи напролет излагали со всевозраставшей невнятной горячностью свои конспиративные теории за бутылками дешевого красного вина, чье содержание алкоголя и вредоносное воздействие на интеллект были существенно выше, чем они полагали. Поэт остался бы и после бедствия, но со все большей ясностью он приходил к пониманию, что расслабление, солнце и довольство наносят непоправимый вред его музе. Наконец, стало невозможным писать унылые стихи, и он предпочел вернуться через Париж в Монреаль – туда, где свободу начинали признавать главным источником Страха.
А Пелагия, Дросула и Антония упивались свободой такого беспрецедентного богатства. Они ели барашка, по меньшей мере, дважды в неделю и могли позволить себе покупать бобы, высушенные в этом году, а не в позапрошлом. Вдобавок, ежедневная бутылка вина оказывала благотворное воздействие на доктора, одну за другой исцеляя его физические раны, высвобождая и облегчая его воспоминания, пока наконец он не начал улыбаться и даже смеяться, хотя так и не заговорил. Он приобрел привычку отправляться на долгие медленные прогулки с Антонией, наблюдая, как девочка приходит в восторг от бабочек и легко носится от одного сокровища к другому, напоминая ему Лемони, когда та была ребенком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
В тайнике Пелагия отыскала винтовку Мандраса, мандолину Антонио и бумаги Карло. Их она прочла залпом в один вечер, начав с рвущего душу, пророческого прощального письма и продолжив албанской историей и смертью Франческо. Она и представить себе не могла, что этот мужественный и добродушный титан так безмерно страдал от тайного горя, неизменно превращавшего его в чужака для самого себя и иссушавшего родники счастья. И она наконец-то поняла подлинную природу всей его стойкости и жертвенности и открыла для себя: то, что кажется в человеке несомненным, очевидно менее всего. Карло был настроен расстаться со своей жизнью так же решительно, как и спасти жизнь Корелли. Поняла она и то, что удочеренное на свой страх и риск дитя придаст ей самой такое же невыразимое словами мужество.
Антония росла высокой и стройной, с каждым днем все больше становясь похожей на прекрасную амазонку, чей классический образ можно увидеть на музейных вазах. При ходьбе она широко шагала, легко пружиня на пальцах, и очень рано цветом своей одежды выбрала белый. Она не воспринимала внешние приличия, и когда усаживалась в дедушкино кресло, не только сосала большой палец, но и покачивала томно переброшенной через подлокотник ногой, развалясь совершенно не подходящим даме образом, отвечая на упреки матери и Дросулы смехом и криками, вроде: «Не будьте такими старомодными!» Пелагия признавала, что в доме, управляемом столь эксцентричными женщинами, как эти, ей останется винить только себя, если Антония превратится в такую же аномалию среди женского пола, в какую ее саму торжественно обратил отец.
Их считали странными. Пустоголовые кумушки поселка превратили Дросулу с ее чрезвычайно необычной внешностью и Пелагию с ее бесстрашным отсутствием почтительности к мужчинам в подходящую парочку – старую каргу и ведьму. То, что доктор молчал и был не в силах делать что-то по дому, запросто объяснялось влиянием едких химических зелий и оттоманских заклинаний, а то, что Пелагия из-за безденежья прибегала к валериане и чабрецу, а к не изощренным современным лекарствам, лишь укрепляло уверенность в том, что способы их подозрительны и темны. Дети бросали в них камнями, когда они проходили мимо, дразнили, а взрослые предупреждали детей, чтобы те держались от них подальше, и науськивали своих собак. Тем не менее, Пелагия на жизнь зарабатывала, потому что люди приходили к ней украдкой после того, как стемнеет, веря в надежность ее лекарств и примочек.
Первый большой кризис в их жизни случился в 1950 году, когда женщины в доме не смогли собрать достаточно денег, чтобы дать взятку чиновнику из отдела здравоохранения и тот закрыл бы глаза на то, что у доктора и Пелагии не было соответствующего образования. Практиковать запретили, и они, казалось, могли погрузиться в самую унизительную нищету, вернувшись к источникам пропитания военного времени: ежикам, ящерицам и улиткам.
Но судьба, похоже, впервые улыбнулась им; на остров прибыл печальный канадский поэт – он специализировался на стихах о попытках самоубийства и метафизических похоронных плачах – и теперь искал, где бы снять комнату. Он был первым из нового авангарда западных романтиков-интеллектуалов с байроновскими устремлениями; ему хотелось найти простенький домик у простых людей от земли, где он мог бы вплотную заняться истинными и жестокими реалиями жизни.
Получил он простенький домик у простых людей от моря. Стыдясь и извиняясь, Дросула провела его по двум комнатам своего сырого, облупившегося домика у причала – без удобств, с одуряющим запахом, пять лет как запертого и ставшего пристанищем тараканов, ящериц и крыс. Она готовила себя к презрительному отказу, но он тотчас изъявил восторг и предложил плату в девять с половиной раз больше того, что она осторожно предполагала сама. Она пришла к заключению, что человек этот, несомненно, богат и полоумен, а тот не мог поверить в свою удачу – заполучить целый дом за сумму, столь ничтожную, что даже поэту по карману. Он даже чувствовал себя из-за этого виноватым и положил слишком много денег в конверт, который просунул между ставнями, но Дросула честно их вернула.
Он оставался там три года – до бедствия 1953-го, – заполняя комнаты невротичными богемными блондинками и модными писателями-марксистами, которые все ночи напролет излагали со всевозраставшей невнятной горячностью свои конспиративные теории за бутылками дешевого красного вина, чье содержание алкоголя и вредоносное воздействие на интеллект были существенно выше, чем они полагали. Поэт остался бы и после бедствия, но со все большей ясностью он приходил к пониманию, что расслабление, солнце и довольство наносят непоправимый вред его музе. Наконец, стало невозможным писать унылые стихи, и он предпочел вернуться через Париж в Монреаль – туда, где свободу начинали признавать главным источником Страха.
А Пелагия, Дросула и Антония упивались свободой такого беспрецедентного богатства. Они ели барашка, по меньшей мере, дважды в неделю и могли позволить себе покупать бобы, высушенные в этом году, а не в позапрошлом. Вдобавок, ежедневная бутылка вина оказывала благотворное воздействие на доктора, одну за другой исцеляя его физические раны, высвобождая и облегчая его воспоминания, пока наконец он не начал улыбаться и даже смеяться, хотя так и не заговорил. Он приобрел привычку отправляться на долгие медленные прогулки с Антонией, наблюдая, как девочка приходит в восторг от бабочек и легко носится от одного сокровища к другому, напоминая ему Лемони, когда та была ребенком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173