Он увидел Алекоса, что удивительно само по себе, а рядом с ним – высокого светловолосого человека, одетого в фустанеллу греческого пехотинца элитных частей. Алекос разглядел недоумение на лице доктора, поднял руки, пожал плечами и, проговорив «Я привел тебе ангела», отбыл, пока его не втянули ни в какие дискуссии по поводу его ответственности.
Ангел улыбнулся и протянул руку.
– Кроликос, – сказал он, – аз добр есьм.
Доктор пожал протянутую через окно руку и ответил:
– Доктор Яннис.
– Судар, поизволэнйа васъей мыл осты, аз джелал пи литсно перековорыт.
Доктор недоуменно нахмурил брови.
– Что?
Странный человек сделал знак, что хочет войти, и доктор нетерпеливо вздохнул, собираясь сказать, чтобы обошел дом к двери. Но только он кивнул, как человек взялся за оконную раму и впрыгнул внутрь. Свалил на пол набитый оборудованием тюк и снова пожал доктору руку. Услышав шум, вошла сонная Пелагия и увидела незнакомца, на котором были шапочка с кистями, белые юбка и чулки, вышитый жилет и туфли с помпонами – праздничный наряд некоторых народностей на материке. Всё было сильно испачканным, но явно новым. Она смотрела на пришельца, прикрыв рот рукой и распахнув от изумления глаза.
– Кто это? – спросила она у отца.
– Кто это? – повторил доктор. – Откуда я знаю? Алекос сказал, что это ангел, и убежал. Он говорит, что его зовут Кроликос, и объясняется на греческом, как испанская корова.
Диковинный человек учтиво поклонился и пожал Пелагии руку. Та вяло ответила, не в силах скрыть своего изумления. Незнакомец обворожительно улыбнулся и произнес:
– Пойю квалу аз сведжей прельесты твоей и неджнымльетам, воуистыну.
– Меня зовут Пелагия, – сказала она и спросила у отца: – На каком языке он говорит? Это не катаревуса.
– Разумеется, нет, и это, определенно, не новогреческий.
– Может, это болгарский, турецкий или что-то такое?
– Грэтскый старык дыней, – сказал человек и добавил: – Перикл. Демосфен. Гомер.
– Древнегреческий? – не веря, воскликнула Пелагия. Она отступила назад, испугавшись общества привидения. В детстве она столько слышала о Мраморном Императоре, которого ангел унес в пещеру, откуда он однажды вернется, чтобы прогнать угнетателей. Но этот человек казался больше из плоти, чем мраморным, да и то была всего лишь глупая легенда. Рассказывали еще одну сказку о светловолосых чужестранцах с севера, которые принесут освобождение. Но кто его знает?
Доктор побарабанил себя по лбу указательным пальцем и поднял на гостя торжествующий взгляд.
– Англичанин? – спросил он.
– Агликанскый, – согласился человек. – Одынако, покориисэ аз верно…
– Разумеется, мы никому не скажем. Прошу вас, не могли бы мы говорить по-английски? Ваше произношение – это что-то ужасное. У меня от него болит голова. Пелагия, принеси стакан воды и немного сладкого.
Англичанин улыбался явно с громадным облегчением: ужасно обременительно говорить на чистейшем греческом, который преподают в привилегированной школе, и не быть понятым. Ему говорили, что его произношение ближе всего к подлинной грекофоне, которая может понадобиться в его обстоятельствах, и он прекрасно знал, что современный греческий не очень похож на греческий в Итоне, но он и представить не мог, что его не будут понимать совсем. К тому же стало совершенно ясно: в разведке кто-то ухитрился создать абсолютно превратное представление о том, что носят на Кефалонии.
– Мы иметь итальянский офицер, спящий в комнате, – сказал доктор, чей английский был не настолько хорош, как ему хотелось думать, – так что, мы быть очень тихо, прошу.
Англичанин развязал козью шкуру и вытащил револьвер. Пелагия пришла в ужас. Пока она здесь, никто не посмеет пристрелить Антонио. Человек заметил ее смятение и проговорил:
– Предосторожность. Я не хотел бы прибегать к силовым мерам без крайней необходимости.
– Шпион? – спросил доктор. – Шпионство?
Человек кивнул и сказал:
– Сугубо секретно. Нет ли у вас какой-нибудь одежды для меня? Я был бы вам страшно благодарен.
Доктор показал на фустанеллу:
– У нас на Кефалонии это не носят. – Он показал на картинку в рамке на стене: юноша в штанах до колен, с белым кушаком, в мягкой шапочке на голове и жилете с двумя широкими рядами серебряных пуговиц.
– Наш одежда, – объяснил он, – но только праздник. Мы одеваться, как вы. Я давать вам одежда, вы давать мне фустанелла, идет?
Доктор всегда мечтал иметь фустанеллу и никогда не мог себе этого позволить. Отправляясь за обычной одеждой, он проговорил: «Благодарю тебя, Вистон Цорциль», подняв глаза к небесам, словно Черчилль был божеством. Когда-нибудь он поразит всех на празднике. Доктор усмехнулся, предвкушая это удовольствие. Завсегдатаи кофейни подумают, что он перестал быть европеизированным алафранга и превратился в традиционалиста – фустанеллафорои. Он подумал, где бы еще достать цибуки – такую искусно сделанную традиционную трубку, – чтобы завершить картину.
Совсем не просто оказалось втиснуть шпиона в одежду человека меньших объемов. Слабым утешением послужило только то, что оба носили шляпы одинакового размера. На рассвете англичанин отбыл в Аргостоли, упакованный в брюки с отворотами, доходившие ему до середины розовых икр, и в незастегнутый пиджак; свое оборудование он нес в дерюжном мешке, также выданном доктором, который отпустил его только после того, как снабдил серьезным напутствием:
– Слушайте, окей? Ваш акцент – ужасный-ужасный. Не говорить, понимать? Вы тихий, пока не научиться. Еще – берегитесь наши боевики. Они есть воры, не есть солдаты, они говорить «коммунист», но они есть воры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173