– Оставь! Ради Бога, оставь! Сегодня ты и так принес немало вреда. Я присмотрю за ним. Мне не впервой.
После короткого колебания доктор пожал плечами и вышел из комнаты. Мередит последовал за ним и, выйдя на улицу, полной грудью вдохнул свежего воздуха.
Мейер раскуривал сигару.
– Вы шокированы, монсеньор?
– Мне жаль его, – ответил Мередит. – Искренне жаль.
Доктор пожал плечами:
– Половина вины лежит на церкви, мой друг. Она послала бедолагу Ансельмо в самую глушь, полуобразованного, без средств к существованию, без уверенности в будущем, ожидая от него дисциплины. Он – обычный крестьянин, да еще не слишком умный. Ему чертовски повезло с такой женщиной, как Роза Бензони, которая держит его под каблуком и стирает ему носки.
– Я знаю, – рассеянно ответил Мередит. – Это и тронуло меня более всего. Она ему как жена. Она… она любит его.
– Вас это удивляет, монсеньор?
– Мне просто стыдно… – Он покачал головой, как бы отгоняя привидившегося комара. – Я провел всю жизнь в служении церкви и теперь думаю… думаю, что потратил ее зря.
– Подобные мысли преследуют и меня, – вздохнул Альдо Мейер. – Пойдемте ко мне, я угощу вас кофе.
В плохо освещенной, небольшой комнате в доме Мейера, среди деревенской мебели и рядов медных тарелок, надраенных Ниной Сандуцци, Мередит чувствовал себя так же легко и покойно, как и в доме Аурелио, епископа Валенты. Причем на этот раз ему удалось освоиться гораздо быстрее и без особых переживаний. Теперь он знал, сколь необходима ему дружба, и был готов пройти даже больше, чем свою половину пути. Когда Мейер поставил чашки, насыпал кофе, нарезал хлеб и сыр, Мередит спросил:
– В чем смысл сегодняшнего званого обеда? Все явно следовало одной цели, но я не понял, какой именно.
– Это длинная история, – ответил Мейер. – И потребуется время, чтобы все объяснить. Обед – идея графини. Она хотела показать, с кем вам придется иметь дело, убедить вас, что лучше обращаться за советами к ней, а не к двум деревенским остолопам, вроде отца Ансельмо и меня.
– Но мне показалось, она боится чего-то, что может быть сказано вслух.
– И это тоже, – кивнул Мейер. – Мы все боимся, и уже давно.
– Меня? – изумился Мередит.
– Себя, – поправил его Мейер. – Все мы, так или иначе, приняли участие в судьбе и смерти Джакомо Нероне. И ни один из нас не может теперь ходить с высоко поднятой головой.
– В том числе и англичанин… художник?
– Он появился позже. Странный тип… да еще увлекся Паоло Сандуцци. Он хочет соблазнить мальчика и заручился в этом поддержкой графини.
Мередит на мгновение лишился дара речи.
– Но это чудовищно!
– Человечно, – возразил Мейер. – В случае с девочкой, более естественно, но суть-то та же.
– Но графиня сказала, вы сами добились, чтобы мальчик начал работать на вилле.
– Она солгала. Она привыкла лгать. Поэтому помочь ей нелегко.
Мейер поставил кофейник на стол, разлил кофе по глиняным чашкам. Сел напротив Мередита, который не сводил с него глаз.
– Вы очень откровенны, доктор… почему?
– В жизни я кое-чему научился, хотя, возможно, и слишком поздно, – твердо ответил Мейер. – Нельзя зарыть правду так глубоко, чтобы она не выбралась на поверхность. Мы пытались похоронить правду о Джакомо Нероне, а теперь она обвилась вокруг наших ног. Рано или поздно вы все узнаете, и, с моей точки зрения, тянуть тут не стоит. Тогда вы вернетесь в Рим и оставите нас в покое.
– Означают ли ваши слова, что вы готовы дать показания?
– Да.
– И это ваш единственный мотив – утверждение истины?
Мейер поднял голову и, возможно, впервые увидел инквизитора, жившего под кожей Блейза Мередита.
– Разве мои мотивы имеют значение? – спросил он.
– Мотив может затенять истину, особенно, когда речь идет о человеческой душе.
Мейер медленно кивнул, понимая, что имеет в виду собеседник. И заговорил после короткой паузы:
– Жизнь мне не удалась. Не могу сказать, почему. Я приложил руку к смерти Джакомо Нероне. И в этом допустил ошибку. Но я не верю, что неправильно оценил его во всем остальном. Я хотел бы поговорить с вами об этом. Узнать мнение нового человека. Иначе я закончу дни, как отец Ансельмо, циррозом печени, потому что боюсь ночных кошмаров… Опасаюсь и вас, впрочем, как остальные. Не поверив вам, я не смогу с вами говорить.
В глазах Мередита блеснула веселая искорка:
– А почему вы решили, что можете довериться мне, доктор?
– Сегодня вам хватило мужества признать, что вы стыдились себя, – ответил Мейер. – Такое случается нечасто, как в церкви, так и вне ее… А теперь выпейте кофе, и мы побеседуем, прежде чем я отправлю вас спать.
Но беседы не получилось. Мередит подавился первым же глотком. Ему скрутило живот, и Мейер вывел священника в сад. Гостя вырвало желчью и кровью. Когда приступ прошел, доктор уложил несчастного на кровать и начал пальпировать живот, прощупывая границы смертоносной опухоли.
– Такое случается с вами часто, монсеньор?
– В последнее время все чаще, – ответил Мередит, кривясь от боли. – Особенно плохо по ночам.
– Сколько вам дали времени?
– Шесть месяцев, возможно, меньше.
– Половину, – жестко заявил Мейер. – Три месяца – максимум того, на что вы можете рассчитывать.
– Так мало?
Мейер кивнул:
– По всем статьям вас необходимо направить в больницу.
– Я хочу как можно дольше оставаться на ногах.
– Конечно, я сделаю все, что в моих силах, – в голосе доктора слышалось восхищение. – Но с такими приступами потребуется чудо, чтобы сохранить вам работоспособность.
– Этого и хотел от меня епископ – чтобы я попросил о чуде, – Мередит хотел улыбнуться, показав, что это шутка, но Мейер, как терьер, ухватился за последнюю фразу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85