В бумагах Нероне он мог бы прочесть ответ на этот вопрос, который не решался задать Нине Сандуцци. Но без ее согласия доктору осталось лишь пожать плечами, признавая свое поражение.
– Сегодня я обедаю с графиней и обязательно расскажу ей о том, что случилось с Мартино. Попробуем ему помочь.
Улыбка осветила спокойное, доброжелательное лицо Нины. Импульсивно она поймала руку Мейера и поцеловала ее.
– Ты – добрый человек, доктор. Я скажу жене Мартино, Пусть страх покинет ее.
– Ты можешь сказать кое-что и мне, Нина.
– Что, доктор?
– Что ты ответишь, если я попрошу тебя стать моей женой?
В ее черных глазах не отразилось ни удивления, ни радости:
– Я отвечу так же, как и в первый раз, доктор. Будет лучше, если я не услышу от тебя этой просьбы.
Паоло Сандуцци стоял у кромки речушки, бросал в воду камешки и смотрел, как они прыгают по сверкающей поверхности. Речушка имела одно название и два лица. Называлась она Протока фавнов, потому что давным-давно, задолго до того, как святой Петр принес в Рим имя Христа, фавны любили резвиться на ее берегах, гоняясь за друидами. Когда построили церковь, они, естественно, ушли, а без них в долине поселилась скука. Но название осталось, а иногда юноши и девушки тайком собирались на берегу, оживляя древние языческие игры.
Ближе к осени Протока фавнов полностью пересыхала. Сейчас она спокойно текла меж каменистых берегов, и Паоло Сандуцци радовался, что убежал сюда от жуткого сухого дерева и англичанина с его дьявольским смехом.
Никогда в жизни он так не пугался, страх все еще не отпускал его. Художник словно держал ключ от жизни юноши. От прошлого, которого он стыдился, и будущего, в котором ему смутно виделся Рим, с соборами и дворцами, мостовыми, забитыми сверкающими автомобилями, и тротуарами, где толпились девушки, одетые, как принцессы.
Видение Рима оказывало на него магическое действие. Так привораживает талисман, и Паоло чувствовал, что рано или поздно ему придется вернуться к англичанину, от насмешливой улыбки которого ему иногда становилось не по себе, но бывало, что она будила в нем странную, тревожную страсть, будила сама, без слова или прикосновения.
Паоло бросил в воду последний камешек, сунул руки в карманы и зашагал вдоль берега. Пару минут спустя его остановил возглас:
– Эй, Паолуччио!
Он поднял голову и увидел Розетту, дочь Мартино – кузнеца. Она сидела на валуне, худенькая, миниатюрная, на год моложе его, с прямыми волосами и веселым личиком. Выцветшее ситцевое платье, ее единственное, обтягивало еще неразвившуюся грудь. В деревне он не замечал Розетту, но сейчас обрадовался встрече. И помахал ей рукой:
– Привет, Розетта.
Затем подошел и сел рядом.
– Мой отец заболел. С ним случился удар, и он упал на горн. Сейчас он в доме доктора.
– Он умирает?
– Нет. Доктор говорит, что будет жить. Мама плачет. Она дала нам хлеб и сыр и отправила гулять. Хочешь поесть?
Она показала краюху хлеба и кусок сыра.
– Я голоден, – признался Паоло.
Розетта разделила хлеб и сыр на равные части, протянула Паоло его долю. Какое-то время они молча ели, греясь на солнце, болтая ногами в воде.
– Где ты был, Паолуччио?
– С англичанином.
– Что делал?
Паоло пожал плечами, словно отмахиваясь от назойливых вопросов:
– Работал.
– А чем ты ему помогаешь?
– Ношу его вещи. Когда он рисует, я смотрю. Иногда он просил меня позировать.
– Что это такое?
– Я просто стою, а он меня рисует.
– Терезина говорит, что в Неаполе есть девушки, которые раздеваются, чтобы мужчины рисовали их голыми.
– Я знаю, – кивнул Паоло.
– Ты тоже раздевался?
Вопрос застал его врасплох.
– Это мое дело, – грубо ответил он.
– Но ты раздевался, не так ли? Те, кто позирует, должны раздеваться.
– Это секрет, Розетта, – сурово ответил он. – Никому не говори, они не поймут.
– Я не скажу. Обещаю. – Она обняла тоненькой ручкой шею Паоло и положила головку на его голое плечо. Такая доверчивость пришлась ему по душе:
– Англичанин говорит, что я прекрасен, как статуя, высеченная Мнкеланджело из мрамора.
– Это глупо. Прекрасными могут быть только женщины. Парни – симпатичные или противные. Но только не прекрасные.
– А вот он так сказал, – стоял на своем Паоло. – Сказал, что я прекрасен, а он обожает красоту и ему нравится смотреть на меня!
Розетта разозлилась, убрала руку, отпрянула от Паоло:
– Я люблю тебя, Паолуччио. Люблю по-настоящему. Не как статую.
– Я тоже люблю тебя, Розетта!
– Я рада. – Она вскочила, протянула ему руку. – А теперь пригласи меня на прогулку!
– Это еще зачем?
– Глупый, мы же любим друг друга, а влюбленные всегда гуляют по берегу. Кроме того, у меня есть секрет.
– Какой секрет?
– Пригласи меня погулять, и я тебе все покажу.
С неохотой Паоло взял ее за руку. Она потянула его на себя, Паоло встал и они двинулись вдоль кромки воды, под зелеными деревьями, чтобы поделиться друг с другом древними секретами, которые еще двиады шептали на ушко танцующим фавнам.
Сидя на маленькой площадке у засохшей оливы, Николас Блэк думал о своем прошлом, из которого вырастало неизбежное будущее.
С самого начала он был обманут, с того самого момента, когда неведомая сила решила, что результатом слепого совокупления мужа и жены станет пародия мужчины.
Он родился на свет с братом-близнецом, неотличимым от него, но опередившим его на час, в католической семье, свято хранившей веру. Его крестили и благословили одновременно с братом в маленькой часовне посреди зеленых лугов.
Но с этого момента у каждого из братьев началась своя жизнь. Родившийся первым рос сильным и крепким, второй – слабым и болезненным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85