– Я лучше поеду один. Потому что…
Она кивнула, хлюпнув кашей.
– Расскажу все, что знаю. Помогу, чем могу. Только все, что я знаю, в тени. Тебе придется войти в эту тень.
– Откуда ты все обо мне знаешь после стольких лет?
– Если знаешь кого-то в критические моменты, пускай всего пару минут, то уже все о нем знаешь до самого конца жизни. Знаешь, почему он совершает ошибки, почему оказывается в том или ином месте, почему говорит то или иное, даже если сказанное не имеет никакого смысла.
– Но ведь я говорю, не понимая, что это значит.
– Но ведь это тебя сюда привело, правда?
– Привело и ввергло в кучу неприятностей. В такие неприятности, что ты не поверишь.
– Знаю, – погладила она меня по щеке.
Я заметил фотографию на другой стене кухни. На ней кто-то кружится. Я подошел ближе. Она шагнула за мной.
– Что это?
– Просто я, – ответила она.
Это Мисси кружится под дождем. Взгляд рассеянный, словно душа уплывает обратно в какое-то изумрудное море, которое будет последним счастьем, выпавшим перед началом сплошных бед. На фотографии нет ортопедического аппарата.
– Кто тот мужчина, который тебя любит?
– Он сейчас далеко. Фотография сделана накануне несчастного случая.
– Отсюда аппарат на ноге?
– Да.
– Чем занимается мужчина, который тебя любит?
– Он адвокат. Мужчина, который меня любит, – адвокат. На самом деле эта фотография мне не нравится. – Она сняла ее со стены.
– Можно мне ее взять?
Она протянула снимок.
– Он о тебе заботится?
– Да. Может, поговорим теперь о твоей маме?
– Я ждал, когда ты спросишь.
Она взяла меня за руку. Остановилась по пути к столу, включила радио. Какой-то парень пел: «Теперь ясно вижу: дождь прошел».
Знакомая песня.
– Позволь только спросить, Рей. Что ты хочешь услышать?
– Ту самую одну истину, которую все время надеюсь услышать, увидеть, пощупать, попробовать на вкус, проглотить, переварить…
– Хорошо, хорошо. Успокойся. Сядем за стол.
Мы уселись, я на сей раз наверху гигантского вопросительного знака, на который все эти годы взбирался, как божья коровка, зная, что лезу вверх, вверх, вверх, но никогда не понимая, где именно нахожусь. Теперь я на вершине, видя пройденный снизу путь.
– Вот что я хочу знать. Все твердят, что я особенный, а я всегда знал, что особенные бывают в хорошем и в плохом смысле. Какой я?
– Все уходит корнями в тот день.
– В какой?
Тип по радио поет: «Тучи черные не ослепляют меня».
– В тот самый. Дело в том, Рей, что точно никто никогда уже не узнает. Точно знала одна твоя мать, а она умерла. Даже когда была жива, невозможно было понять, правду она говорит или врет.
– Ты же ее сестра.
– Да, а ты ее сын. Она считала свои отношения с другими людьми такими, какими сама их видела, какими хотела видеть, независимо от реальности. Заявляла, что твой отец из-за тебя упал с лестницы. Крепко держал тебя, не схватился за перила, сам по – гиб, тебя спас. Так она говорила, а я не верю. Видишь, в чем проблема, Рей. Это могло случиться по разным причинам, не знаю, какая из них настоящая. Действительно произошел несчастный случай? Или она столкнула тебя вместе с отцом с лестницы? Или хотела столкнуть отца, а ты полетел вместе с ним? Ты отлучен от мира, Рей, потому что сильно ударился головой? Или во всех твоих бедах виновна мать, обвинявшая тебя во всех своих бедах, возлагая на тебя ответственность, хотя сама во всем виновата? Поэтому тебе кажется, что в мире нет ничего истинного?
– Я вовсе не за этим приехал. Уже знаю, что ничего не знаю.
– Знаю, Рей, знаю.
– Не знаешь.
– Знаю все, что можно знать. А ты можешь бегать с этими вопросами по всему миру, но никогда не найдешь ответов.
– Почему ты так говоришь?
– Ты пытаешься отыскать один настоящий ответ. Нет такого ответа. Это единственное, что ты можешь узнать.
– Но ведь нельзя узнать то, чего не знаешь.
– Можно понять и смириться.
– Ты лжешь.
– Рей, я тебе никогда не лгала. – Она коснулась моей щеки, но я оттолкнул ее руку. – Так или иначе, какая разница?
– Какая разница? Хочешь сказать, не важно, кто я – ненормальный, дурак или просто у меня мозги не в порядке?
– Мозги у тебя в порядке, и ты не дурак. У тебя просто была дурная мать, вот и все. Ты не виноват в случившемся.
– Нет-нет-нет! – взвизгнул я. Не сумев удержаться, начал изо всех сил биться головой об стол.
– Рей Эмеральд…
– Не смей меня так называть!
– Остановись.
– Осталось побывать еще в одном месте. Вполне можно и с этим покончить.
Она вдруг обхватила мою голову, крепко-крепко прижала к груди. Я попробовал высвободиться и не смог.
– Ох, малыш, что я для тебя могу сделать? Тебе станет лучше от выпивки? Поможет?
– Не знаю, – всхлипнул я, сотрясаемый такой дрожью, что чуть не рассыпался на куски.
– Сейчас принесу что-нибудь. Только пообещай успокоиться. Ты просто должен успокоиться. Слишком много всего сразу. – Она выпустила мою голову, посмотрела в глаза. – Обещаешь?
Я кивнул, но какая в том разница? Чувствую себя мертвым, беспомощным, застрявшим во времени между четырьмя дорогами, и на каждой табличка «Тупик». Целый день можно кружить кругами без всякого толку.
Она откупорила бутылку красного вина и протянула мне. Я принялся пить большими глотками.
– Потише, потише, – сказала она.
Не могу остановиться, вино по подбородку льется на рубашку. Думаю, даже надеюсь, что это моя кровь, что я выпью свою кровь до капли, исчезну из времени и пространства. Отправлюсь туда, куда ушел Рей Стиль, где бы это ни было. Скользну сквозь занавес, оставив за собой пустую сцену. До свидания, еще увидимся. Спасибо ни за что, сукины дети. Ты мой должник, Бог.
Алкоголя близко даже не хватает, чтоб меня успокоить, тем более остановить стремительный круговорот «ничего» и «никогда», закрыть тошнотворно черную дыру, где кручусь я, как бы ввинчиваясь в адский электрический патрон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48