– Мексиканец застыл на месте. – Ой, чиуауа! Она невысокая, стройненькая и хорошенькая.
– Да, – сказал я, вдруг занервничав. Нежданные вопросы всегда выводили меня из равновесия.
– Позавчера в отеле «Ривьера» один мой мексиканский друг ужинал с точно такой красоткой.
– Как ты сказал? – Я замер, пытаясь справиться с вскипанием алкоголя в моем мозгу. – Где сейчас этот твой друг?
– О-хо-хо, да где-то летает.
– Что значит «летает»?
– Вчера он отправился самолетом в Сантьяго-де-Куба, а оттуда махнет в Сингапур, Токио и Сидней. Он тоже всегда в бегах, бегает за брильянтами.
– Как интересно. А я недавно на пляже Санта-Мария тоже познакомился с такой же девочкой. Она сказала, что ее зовут… – Аргентинец очень старался протрезветь. – Марго? Морайма? Моника?
Можно было рехнуться. Еще немного послушать этих хлебнувших лишку болванов, и я отправился бы в психушку. Не могла же она сразу находиться в нескольких местах.
Разговор зачах, и мы потащились дальше к молу по тускло освещенным улицам, где голодные собаки потрошили мусорные ящики, а одинокие коты, завидев нас, шмыгали за угол. Почему уличные коты и кошки удирают от людей? А вот собаки не прячутся, только косятся с подозрением. Наверное, кошачье племя острее чует людское коварство.
– Почему у вас в городе так мало кошек? – спросил мексиканец. Надо было хорошо набраться, чтобы задавать подобные вопросы.
– Мы почти всех их съели. – Франсис нагнулся завязать шнурок на ботинке. – Многие их ловят на улицах, а мясо продают под видом кроличьего.
– Кушать cat? – канадец брезгливо поморщился.
– Когда жрать захочешь, все съешь. Вы слышали про авиакатастрофу в Андах? Кто там выжил, тот съел погибших. – Франсис завязал шнурок. – В Париже в годы Французской революции крысы в мясных лавках шли по хорошей цене. А кошачье мясо ничем не хуже.
– Ты его пробовал, че?
– Of course, и не раз, – соврал Франсис. А может, он когда-нибудь и обглодал котика, только мне не признался? – Чтобы сварить суп, надо взять…
Мне стало тошно, и, ускорив шаг, я пошел вперед. С моря летел влажный ветерок, пахло дождем. Звезды на небе заволакивались рваными тучами, похожими на птиц, клюющих луну.
Постегивавший лицо бриз меня вконец отрезвил. Какого черта толочься с этой компанией допоздна, если завтра утром надо ехать в Варадеро отыскивать мать Моники?
– Я вас брошу. Рано поутру мне надо в Варадеро, – сказал я Франсису.
– В Варадеро? Это зачем?
– Надо повидать мать Моники. Возможно, они там вместе.
Франсис взглянул на меня со своей обычной насмешливой улыбкой – мол, парень совсем ошалел – и сказал:
– Поеду с тобой. Сейчас у меня нет срочных дел, а в Варадеро мне давно хотелось побывать.
К полудню мы отправились на автовокзал, но билеты на автобусы в Варадеро, как и на все другие рейсы, были распроданы на много дней вперед.
– Приходите недели через две. Может, будут места, – сказала кассирша, косоглазая мулатка с мясистым носом, которой Франсис подарил одну из своих самых обольстительных улыбок, приберегаемых для уродливых кассирш и для швейцаров.
– Обязательно придем, красавица, – подмигнул он левым глазом кассирше на прощание и сказал мне, вытирая пот со лба: – Давай возьмем такси.
Жарища в тот день была страшная, с посетителей автовокзала ручьями лил пот. Думаю, в тени было градусов тридцать – тридцать пять. Десятки людей толклись в зале ожидания или тащились к остановке со своими тюками, чемоданами, баулами, сумками, коробками, свертками. Счастливцы грузились в автобус, неудачники терпеливо восседали на редких стульях или на своем багаже в надежде каким-нибудь чудом заполучить билет.
Столковавшись с шофером о цене, мы влезли в развалюху сороковых годов, где уже сидели три человека. Я устроился сзади между Франсисом и молоденькой девушкой с соблазнительным бюстом. Впереди, рядом с шофером, сидели тощий насупленный негр и женщина, державшая на коленях потертую матерчатую сумку.
Через полчаса мы отправились в дорогу. Путь предстоял долгий и нудный.
Сколько раз я его уже проделывал? Когда был мальчишкой, отец каждое лето вывозил меня в Варадеро. Молодым парнем я ездил туда на лодочные регаты, и в том же курортном месте мы с Бэби проводили медовый месяц, а позже регулярно бывали там с близняшками, пока я не приобрел дом на берегу моря в пригороде Гаваны.
Минут через двадцать я, к своей немалой досаде, увидел, что машина проезжает как раз то самое местечко Гуанабо, где находился мой бывший дом. Те же самые деревья вдоль тротуара, тот же палисадник, стеклянная дверь.
Внезапно такси затормозило и остановилось.
– Что там такое? – спросила девушка, сидевшая рядом со мной.
– Мотор. Только вчера наладил, да вот заглох, – хмуро объяснил водитель.
– Чего ждать от машины, которой за пятьдесят? Поизносилась, – сказал насупленный негр.
Я взглянул направо. В нескольких метрах от дороги стоял мой прежний дом. У входа двое ребятишек играли в мяч, а изнутри доносился женский голос. Мною овладело щемящее беспокойство. «Какого черта я здесь оказался? – вопрошал я себя. – Какого хрена именно здесь заглох мотор?»
Внезапно вспомнилась дата.
Быть такого не может! Именно пятое августа. Злосчастное пятое августа. День, который когда-то перевернул всю мою жизнь. Сколько лет прошло с тех пор? Кто теперь живет в этом доме? Какой-нибудь амбициозный молодой человек, с надеждой глядящий в будущее. Не выдержав, я вылез из машины и подошел к палисаднику. Девочки перестали играть и с любопытством на меня уставились. В доме незнакомая женщина кого-то о чем-то спрашивала.
«Хочешь пива?» – окликнула меня Бэби из кухни, и я вдохнул запах жареной рыбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74