В общем, нашел какой-то предлог, и я осталась с носом, а мой дорогой папочка уже отдыхает в могиле.
А вдруг со мной случится что-то такое, что помешает уехать? Ничего не знаешь наперед.
Может быть, Ричард и не обманет (да, не обманет, я знаю), но я сама не смогу поехать, если со мной произойдет что-нибудь нехорошее. Меня уже давно что-то тревожит. Но что? Не могу понять.
Я не очень-то поверила гаданиям Марухи. Потому и пошла к дону Хенаро, к старому колдуну, который живет в Парраге и дружит с Малу. Я ему не говорила, что меня беспокоят дурные предчувствия, а просто сказала: «Хочу вас послушать, дон Хенаро».
Ни о чем не спрашивая, дон Хенаро покатал кокосовые орехи, а потом молча уставился на меня.
«Плохо, очень плохо, – сказал он. – Дух предвещает ошобо». – «Что это значит?» – спросила я. «То, что Ику может прилететь». – «Ику?» – «Смерть, – он вздохнул и добавил: – Лучше посмотрим, что нам скажут раковины».
Он бросил на пол несколько ракушек, которые завертелись у него под рукой, а старик причитал на каком-то непонятном языке. Я закрыла глаза, скрестила два пальца и просила Пречистую Деву из Кобре спасти меня и поддержать. Открыв глаза, я увидела, что дон Хенаро шепчет молитву, обхватив себя за плечи и склонив голову. «Чего мне ждать?» – спросила я. Он глядел словно сквозь меня, будто видел что-то за моей спиной. Я в жизни не встречала (могу поклясться) такого пронизывающего неподвижного взгляда. «Пока ничего, – медленно заговорил он. – Но можно ждать». – «Чего?» – спросила я. «Чего-то дурного. Чтобы уберечься, храни нутро от всякой жидкости, не пей ни напитков никаких, ни рома. Только воду и фруктовые соки».
Если бы я так не волновалась, не нервничала, то, конечно, при всем своем уважении к дону Хенаро возразила бы ему: «Не могу я сидеть на воде и на соках». «Какое-то время, – продолжал старик, – ты не должна выходить из дому при луне». Я кивнула, но подумала, что это тоже не для меня. Могу ли не выходить по вечерам на улицу, отказаться от своих вечерних прогулок? «Кроме того, ты должна принести в дар одного цыпленка Элеггуа, чтобы он оставил тебя в покое, а второго – Оруле, чтобы он отвел от тебя Ику».
И еще много чего наговорил мне дон Хенаро. Я выходила от него в полной уверенности, что нет, не зря бывает у меня так тяжело на сердце.
Однако в последующие дни я обо всем забыла. Пила, как раньше, выходила гулять под луной и не отнесла цыплят в дар божествам.
Ему я, конечно, рассказала о своем посещении дона Хенаро, но умолчала о том, по какой причине туда ходила. Сказала, что всего лишь хотела узнать свое будущее. И допустила большую ошибку. Зато Его узнала намного лучше.
Ехидный, всегда готовый все и всех высмеять. В общем, такой человек, как многие из Его поколения, – ко всему относится очень трезво и по-деловому, ни во что не верит, уповает только на науку да на хваленый прогресс. А к чему это привело? Думается, все эти премудрости и дурацкие теории ни черта не стоят. Мне осточертели всякие там физика, химия и сказки про Красную Шапочку, которые загнали нас в эту паршивую жизнь. Но я отвлеклась от главного.
Выслушав меня, Он стал надо мной смеяться. Мол, лучше бы этих цыплят я принесла Ему и зажарила на ужин, мол, одни дураки верят в предсказания негритянских колдунов, мол, скоро они совсем задурят мне голову, а Ику уже ждет меня за дверью с распростертыми крыльями.
Расстались мы в обиде друг на друга. Не виделись целую неделю, но потом я сдалась и сама пришла к Нему.
Пришла, потому что Он мне нужен, я Его люблю (звучит, как в дешевом романе, но это правда). Да, люблю. Несмотря на все наши маленькие стычки, на Его насмешки и колкие шутки, я нашла в Нем то, чего не находила ни в ком, – искреннюю нежность, заботу, бескорыстие.
Со мной Он очень ласков и словно оттаивает. Оживает Он и тогда, когда рассказывает о своих дочках, но кроме разговоров о них и наших свиданий его ничто не радует и не трогает. Мне иногда кажется, что в Нем что-то угасло.
Почему Он стал таким? Кое-что (но далеко не все) Он рассказал мне, в том числе дикую историю об увольнении с работы и последующем разрыве с Бэби. Дрянь эта Бэби и сволочи все эти начальники. С удовольствием надрала бы им задницу (и Бэби, и начальникам).
Наверное, раньше Он был другим. Да и почти все теперь (я – нет) душой окаменели – одни совсем, другие наполовину.
Я – нет, не окаменела. Хочу жить, жить полной жизнью, здесь или в Канаде, все равно где и хорошо бы с Ним. Поеду в Канаду, а там вскоре и Его туда перетащу. Все будет хорошо, говорю я и стараюсь не падать духом.
Но все-таки не могу отделаться от непонятного беспокойства.
Надо будет поднести цыплят Оруле и Элеггуа. Не стоит откладывать. Завтра же схожу. Орула и Пречистая Дева из Кобре охранят меня от всякой беды».
Моника долго смотрит на висящее на стене изображение Пречистой Девы Милосердной из Кобре и продолжает писать:
«Мама мне давно не звонила. Ну и ладно. У книжника Ремберто купила за два доллара «Здравствуй, грусть» Франсуазы Саган. Я давно хотела прочитать этот роман, но не могла достать. Еще Рохелио мне его рекомендовал, но сказал, что тут эта книга запрещена. С завтрашнего дня в кино начинается показ картины «Четыреста ударов». Надо пойти посмотреть. Господи Боже, сколько же на свете хороших фильмов, но нет никакой возможности их увидеть.
Юмалайди, моя соседка-хинетера, попросила у меня двести долларов взаймы. Она хорошая, надо дать».
Моника ставит точку, встряхивает кисть и потирает пальцами лоб. Потом закуривает, ходит по комнате, берет из холодильника бутылку виски, наливает и быстро пьет. Сэр Чарльз просыпается и умиленно смотрит на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74