Не закупи она провизию, все останутся голодными, не сделай уборку – утонут в грязи, не оплати счета за телефон, воду и газ – останутся без удобств, а если она не усадит детей заполнять страницы крючками и палочками – так им и расти неграмотными, никого из взрослых это сна не лишит.
Немая ищет одному рубашку, другому патронташ, а какой-нибудь малозаметной дальней родственнице – лекарство от кашля. Она дает слабительное детям, ведает ядом для тараканов и расставляет крысоловки, штопает носки, чистит обувь, работает в огороде, обрезает плодовые деревья, следит за тем, чтобы возле умывальников на галерее всегда был зубной порошок, чтобы тот выпил молоко, а этот не клал ноги на стол, и все повседневные дела в ее незримой власти. Без нее все в доме пошло бы прахом, и все они это знают, хотя и не признаются в этом.
Северина обладает абсолютным моральным авторитетом, и одного ее присутствия матроны достаточно, чтобы главенствовать во всех областях жизни. Макака, наоборот, строит свой авторитет на тумаках. Ослушников она лупит, ругает на все корки, осыпает проклятиями. В ее ведении – инвентарь, чистота и исправность оружия. Как женщина она не принимает непосредственного участия в войне, но сила у нее бычья – не иначе, избыток хромосом. Она стреляет лучше своих братьев и может зарядить и разрядить винтовку быстрее, чем любой из них.
В настоящее время Немая и Арканхель – вдвоем в его уединенной комнате. Она вытирает пыль красной тряпкой, а он, растянувшись на кровати, наблюдает за ее работой, не сводя с нее глаз.
– Те, кто встречал Немую лишь на улице, видели только густые брови, взгляд глаз вороненой стали и фигуру, бесформенную под ворохом черной ткани.
Арканхель смотрит на нее пристальней и видит гораздо больше. Избыток одежды на тетке заставляет работать его воображение. Он сосредотачивается на единственном, что она не прячет, – на ее босых ногах. По этим молодым ножкам, ступающим быстро и бесшумно, юноша расшифровывает код, позволяющий ему провидеть остальные формы. С сердечным другом, капралом Гильермо Вилли, они иногда говорят о женщинах. Они составляют списки своих женщин, они смеются, как взрослые, расписывают их в нарочито грубых, вульгарных выражениях. Но Арканхель, который грезит только одной Немой, избегает упоминать о ней, и кусает губы от негодования и ревности, когда это делает Гильермо Вилли.
– В квартале говорят, что она старая дева, да и килограммов лишних у нее многовато.
– Неправда, она красивая.
– А еще говорят, что она носит пояс невинности.
– Неправда.
– Нет, это правда. Кузнец Рохас клянется, что много лет назад он сам его изготовил, собственными руками, по ее заказу. Она даже как-то нарисовала ему его на бумаге, чтобы он понял, что надо сделать. Она нарисовала что-то вроде мужских трусов с двумя отверстиями, одно спереди, с тридцатью шестью зубцами по краю, другое сзади, вокруг пятнадцать зубцов.
– Это все врут. Замолчи.
Сейчас Немая снует по комнате, вытирая пыль, наводя порядок, убирая грязную одежду. Племянник следит с кровати за ее движениями. Он смотрит на ее ноги, он восхищается спрятанным телом, его тянет к ее зрелой плоти, он хочет вдохнуть аромат ее влажного лона, воображает себе заграждающий его металл. В резких и энергичных движениях, в том, как она держит веник, как встряхивает красную тряпку, юноша улавливает тайный призыв, гипнотизирующий его и лишающий сил. Вся жизнь его проходит в созерцании Немой, он растрачивает силы в попытках представить себе ее, он хотел бы найти ключ, отпирающий замки запретного, бронированного чуда.
– Немая, – произносит он, и она прерывает свое занятие, чтобы обернуться к нему. – Это правда, что ты умеешь говорить? Поговори со мной. Скажи мне что-нибудь.
* * *
Хольман Фернели целую неделю ходит по пятам за Нарсисо Барраганом и собирает информацию, необходимую для разработки плана покушения.
– Не было смысла нанимать для этой работы профессионала. Выследить Нарсисо мог всякий – иди себе на запах его духов.
Про духи – это все народ болтает, а Фернели – профессионал, не питающий доверия к досужим домыслам. Он руководствуется только проверенными фактами, действует наверняка: это убийца-исследователь.
– Да к чему бы тут вся эта наука и техника, жертва-то и так – подарок.
Так, да не так. Вся штука в том, что пребывание в пределах Города уже само по себе обеспечивает Нарсисо, и всем Барраганам, надежную неприкосновенность, потому что между ними и Монсальве действует соглашение о разделе территорий, заключенное еще в те времена, когда Нандо Барраган явился с трупом Дириано Монсальве в лачугу Дядюшки посреди пустыни. По этому соглашению оба семейства должны были покинуть пустыню, одно отправилось жить в Город, а другое в Порт, и никто не имел права нарушать границы территории противника. Если Нарсисо позволяет себе не прикрывать спину, то в сущности потому, что рассчитывает – Монсальве не могут явиться в Город.
– Если только не наступает день «зет»…
Да, кроме дней «зет». В течение двух часов в дни «зет» территориальное соглашение теряет силу и действует только один закон: одни нападают, а другие защищаются, одни стремятся убить, а другие воспрепятствовать убийству. Каждая смерть может быть отомщена через девять дней, через месяц или через год: за каждую смерть мстят один раз, каждая месть равна одному новому мертвецу, дни «зет» множатся подобно раковым клеткам. Все вылазки Монсальве в Город, а Барраганов – в Порт всегда происходили только в дни годовщин. И никогда в другие дни.
– Нандо всегда был начеку, будь то день «зет» или какой другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82