Тест оказался на удивление надежным. Немного нашлось таких ресторанов, которые набирали в нем четыре или пять баллов и в которых невкусно кормили.
Сегодня мы пошли в новое местечко под названием «Камера высоко подвешенных туш» возле Смитфилдского мясного рынка. В меню – основательные порции отличного мяса безо всяких генетических модифицикаций и приготовленного по классическим рецептам. Декоршик рубщиков мороженых туш: голые кирпичные стены, посыпанные песком полы, элегантные голые лампочки – в Лондоне начала Двадцать первого века подобный сдержанный минимализм обходится в сто тридцать фунтов на двоих. В качестве ваз здесь стояли на столах выскобленные от мозга и закупоренные с одного конца говяжьи кости с одним красным тюльпаном. Хлеб подавали в краниальной впадине перевернутого вверх ногами бараньего черепа, который покачивался взад-вперед на хребтообразном выступе. «Камера высоко подвешенных туш» своего подхода не стеснялась.
Когда мы сделали заказ, Люк сказал:
– Мне звонила Линн.
Свирепо выпятив нижнюю губу, я произнес, по-гангстерски растягивая гласные:
– Крутишь с моей девчонкой?
Он усмехнулся.
– Ну разумеется. Но по юношескому безрассудству сам проговорился о звонке.
– Элементарная ошибка.
– Вот уж точно. В следующий раз буду умнее.
– Она знает, что у тебя проблема с размером… – Я кивнул на его пах.
Он расширил глаза.
– Да, она боится, что не вместит меня целиком.
Я с отвращением отшатнулся.
– Ох ты, вот уж спасибо, Люк. Какая восхитительная картина.
Он почесал шею сзади и отвел глаза, посмотрев куда-то мне за плечо.
– Собственно говоря, она считает, что ты рехнулся.
– Да? И как же?
– Ну, вообще, знаешь ли. Она встревожена.
Я цапнул из бараньего черепа ломоть хлеба с толстой коркой.
– Не волнуйся.
– Я-то не волнуюсь. Я всегда считал, что ты никчемный, антисоциальный мерзавец. Но Линн, сам понимаешь…
– Что она сказала?
Люк пожал плечами.
– Что у тебя крутой припадок извинений. Просишь прошения у всех напропалую. У шеф-поваров, у учителей, у мусорщиков. Она сказала, ты выкопал даже Венди Коулмен. Это правда?
Жуя хлеб, я кивнул.
– Приятно было ее повидать.
– Она запустила руку тебе в…
– Перестань, Люк. Пора наконец повзрослеть.
Он закатил глаза, и я тут же пожалел, что так выразился. Но Люк только деланно понурился и саркастически сказал:
– О, извини, мой старший брат.
Мы немного помолчали, придавленные чрезмерным багажом братских отношений.
А потом:
– Она все еще, ну, сам знаешь, крупная деваха?
– Не обратил внимания, – солгал я. – Это не имеет значения. Я не за тем к ней ходил.
Он раздраженно вздохнул.
– Тогда зачем же?
– Чтобы привести в порядок стопы.
– Э?…
– Она ортопед.
– Толстая Венди – ортопед?
– У каждого свое призвание.
– Тут она, пожалуй, переплюнула Стефана, а ведь он в солдаты подался.
– Давай не будем об этом.
Он тоже потянулся за хлебом.
– Нет, серьезно, что ты затеял? Может, нам с мамой взять тебя под опеку?
Я пожал плечами.
– Мне кажется, я поступаю правильно, вот и все. На самом деле я затем тебя сюда пригласил.
Он откинулся на спинку стула. Он явно заинтересовался:
– Валяй.
Подали мясо, и мы приступили к еде.
– Я вспоминал наше детство, и, знаешь, мне просто хочется попросить прощения. Я плохо с тобой обращался.
Теперь уже Люку стало не по себе. Он сделал вид, что увлеченно соскабливает куски мяса с бычьего хвоста на своей тарелке.
– Но ведь старшим братьям так и положено, разве нет?
– Почему мы должны, не рассуждая, поступать как положено? Например, в тот день, когда я так тебя довел, что ты едва не перепрыгнул обеденный стол. Это было…
Люк рассмеялся.
– Ловко было придумано.
– Ужасно было придумано.
– Это важно?
– Думаю, да. Мне чертовски стыдно. Мне очень жаль, вот и все.
Он прикусил губу, вид у него стал смущенный.
– Как тебе? – Он указал на мой жареный свиной желудок с маринованными сливами.
Положив вилку и нож, я отодвинул тарелку.
– Прискорбно. Верхняя корочка дряблая, сало не вытоплено. Недожаренная растрата хорошего мяса.
Люк прищурился.
– Не слышу ли я фирменный выпад Марка Бассета? Как насчет «Единственное мясо, которому место в «Камере высоко подвешенных туш», с туши самого повара»? Что-то в таком духе. Дарю фразу.
Я слабо улыбнулся.
– Пожалуй, откажусь. – Я покачал головой и, попросив меню, заказал снова, на сей раз стейк и пирог с почками.
– Господи помилуй, зачем?
– Не хочу делать поспешных выводов. Возможно, нечестно оценивать ресторан по одному блюду.
– Марк?…
– Я серьезно. У них целое меню, а мы выбрали из него только свиной желудок и твой бычий хвост. Кстати, как он тебе?
Люк перевел взгляд на тарелку.
– Нормально. Тушеный бычий хвост.
– Хорошо. Вот видишь? Если бы я судил о здешней кухне только по моему блюду, вышло бы несправедливо.
– Линн права. Ты заболел.
– Чушь. Я просто отказываюсь принимать, что поступать следует только так, как мы всегда поступали. – Я помешкал. – Кстати, на чем я остановился?
– Э… на извинениях за ту пытку визгом, которую я считал истерикой.
– Нет, не считал. Ты пытался меня убить.
– Ладно. Тогда я, может, тебя ненавидел, но теперь мне все равно. Это зовется личной историей. Ее не перепишешь.
– Согласен, не перепишешь. Но ее можно пересмотреть. С историческими событиями сплошь и рядом такое проделывают. Справедливые войны становятся несправедливыми. То, что казалось разумной политикой, полвека спустя превращается в возмутительную. Почему нельзя переоценить историю отдельных людей?
Свиной желудок унесли и заменили его стейком и пирогом с почками, обещавшим темную поджарку под золотистым куполом слоеного теста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92