Один из них,
скорчившись, держась за живот, валялся у ног пришлого оборванца, наглеца,
посмевшего оскорбить и ударить колесничего! Расплатой за это могла стать
лишь смерть - или такая мука, которая страшнее смерти.
Клинки Конана свистнули дважды, и четыре обезглавленных тела
покатились по земле. Он врезался в толпу нападавших, расшвыривая их
локтями и ударами тяжелых сандалий, слыша хруст костей, сдавленные вопли,
стоны и нетерпеливое рычанье тех, кто был позади, кто не успел отведать ни
клинка его, ни кулака. О, как легко и сладостно было убивать! Как просто -
совсем не так, как раньше! Время будто остановилось; тела врагов, их руки
и поднятое оружие застыли, замерли, не в силах шевельнуться, нанести удар,
отразить гибельный выпад... А он бил и бил - со всей мощью, дарованной
небом, играя своими стремительными клинками, что испускали голубые
сполохи! Он бил - и кровь фонтаном взлетала вверх, падали чернобородые
воины, царапая скрюченными пальцами землю, закатывались яростные глаза, и
гневный багрянец щек сменялся смертельной бледностью...
Когда колесничих осталось не больше половины, они словно прозрели.
Вокруг валялись трупы их товарищей - с отсеченными головами или
разрубленные чудовищным ударом от плеча до паха; кровь покрывала землю,
столы и скамьи, ее алые струйки тянулись среди мисок и разбитых кувшинов,
смешиваясь с вином; оружие, выщербленное и погнутое, превратилось в
бесполезный хлам. И эти жалкие мечи и копья не могли защитить от грозного
гиганта, что надвигался на кучку солдат словно смерч на песчаные барханы!
Да, их оружие, их воинская выучка, их храбрость и сила, их
многочисленность - все было бесполезно, ибо сражались они не с человеком.
И, поняв это в некий миг прозрения, воины светлейшего дуона утратили
мужество и пустились в бегство.
Они мчались со всех ног, переворачивая лавки и столы, и каждый,
объятый ужасом, вопил свое. Один кричал - "Оборотень!", другой -
"Колдун!", третий хрипел, растягивая трясущиеся губы - "Демон!" Конан, все
еще пылая яростью, погнался за тем, который издавал невнятный и
нечленораздельный вой; похоже, он был напуган сильнее прочих, и глотка
окончательно ему отказала. Киммериец догнал его в три прыжка, сбил кулаком
на колени, занес клинок...
Бородатое лицо солдата, потное, искаженное ужасом, маячило перед ним;
"Не убивай!" - молили темные колодцы глаз, "Не убивай!" - шептали
пересохшие губы. Не убивай, не убивай, не убивай... На миг Конан услышал и
другой голос, резкий, словно карканье ворона или отрывистый клекот хищной
птицы: "Пощади того, кто просит пощады!" Но он не привык щадить.
Сверкнув, меч киммерийца опустился. И вместе с ним сверху обрушилась
тьма.

- Он ушел, светлейший, - произнес Саракка и почтительно поклонился.
- Ушел? - густые брови дуона гневно сошлись на переносице. - Как это
- ушел? Без моего соизволения? Кто осмелился отпустить его, маг?
Саракка сглотнул слюну. Страх терзал его, но лицо молодого звездочета
казалось уверенным и спокойным. Тасанна, властелин Дамаста, отличался
отменным здоровьем, и Саракка знал, что еще долгие годы будет служить ему.
Чтобы не очутиться в яме с пауками или под копытами жеребцов, надлежало
обуздывать свой страх и разумным словом утишать гнев владыки. Тасанна был
вспыльчив, но совсем неглуп и склонен прислушиваться в толковым речам
своих советников.
- Кто осмелился его отпустить? - вновь повторил светлейший, и
Саракка, шевельнув непослушными губами, отчетливо вымолвил:
- Я, повелитель.
Лицо дуона окаменело, пальцы стиснули львиные головки резных
подлокотников. Рантасса и Тай Па, как всегда сидевшие по обе стороны
трона, обменялись быстрыми взглядами и опустили головы. Как показалось
Саракке, в глазах кхитайца мелькнуло сочувствие.
- Ты забываешься, маг, - медленно произнес Тасанна. И тон его, и
слова выражали крайнюю степень неодобрения, за которой маячили кол,
веревка и подкованные железом копыта. Обычно он называл Саракку мудрецом
или звездочетом, словно желая подчеркнуть возвышенную сторону его занятий;
"маг" звучало в устах светлейшего подобно ругательству.
- Ты забываешься, маг, - снова раскатился под сводами покоя сильный и
властный голос. - Ничто в Дамасте не совершается без моего соизволения, и
тот, кто забывает об этом, подлежит жестокой каре!
- Разумеется, мой владыка, - молодой звездочет покорно склонил
голову. - Но разве ты сам не прислушиваешься к желаниям Лучезарного? И
разве обещанные им блага - процветание державы и твое драгоценное здоровье
- не стоят жизни одного человека, пусть и виновного перед тобой? К тому
же, как мы выяснили, на нем лежит рука Матраэля, и он подсуден только Ему.
Несколько мгновения дуон размышлял, то поглаживая завитую тугими
кольцами бороду, то играя тяжелой цепью; потом взгляд его обратился к Тай
Па.
- Что скажешь, сиквара?
Кхитаец прочистил горло.
- Я полагаю, владыка, что лучезарный Матраэль, желая испытать
мудрость детей своих, загадал нам три загадки. И в том мне видится
глубокий смысл, ибо во многих странах, особенно древних, таких, как
Стигия, Кхитай и наша преславная держава, три почитается священным числом.
Итак, - Тай Па поднял тонкую руку и загнул один палец, - первое мы
исполнили: наш молодой мудрец верно разгадал небесное знамение и нашел
того человека, северного воина, на коего указывала Хвостатая Звезда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201