Он был неплохо экипирован; у порубленных хаббатейских
воинов нашлись и фляги с вином, и пища, и теплые плащи, и даже кое-какие
деньги - Конан методично вывернул все кошели, не побрезговав и медью.
Жаль, что лошади их разбежались во время драки, напуганные запахом крови и
воплями сражавшихся... Без лошади в степи тяжело... особенно на этой
беспредельной гирканской равнине, что протянулась на долгие месяцы пути от
берегов Вилайета до джунглей Кхитая...
Тем не менее, он добрел до Дамаста, где удалось украсть коня. Не
такого хорошего, как тот, что пронес его от Мессантии до Аграпура, но все
же... Эти мохнатые гирканские лошадки, неказистые на вид, были на
удивление выносливы и...
Конь тревожно заржал, и мысли Конана прервались.
Спустя мгновение он был на ногах и напряженно всматривался в темноту,
сжимая свои клинки. Его скакун явно что-то почуял; хрупанье прекратилось,
словно лошадка, насторожившись, озирала темную степь. Волки? Нет... За
последние дни он ни разу не видел волков; да и что им делать в этой
скудной пустыне, где обитают лишь змеи да ящерицы?
Конан отступил от костра, погрузившись в полумрак; кто бы ни
выслеживал его - зверь, человек или злой демон - не стоило находиться на
свету. Он озирался, прислушивался, нюхал воздух, но не мог заметить
ничего; равнодушная молчаливая тьма сгущалась вокруг, обволакивая его
темным плащом. На миг он подумал, что стоило бы подняться наверх, к руинам
башни, где остатки стен послужили бы неплохой защитой, если нападающих
окажется слишком много... Но бросить коня!.. Нет, это невозможно! Без
лошади, тащившей бурдюки с водой, шансы добраться до Учителя почти
равнялись нулю...
Вдруг какой-то силуэт мелькнул на границе света и тьмы, и киммериец,
невольно содрогнувшись, шагнул дальше в тень. Эта фигура казалась смутной,
словно бы сотканной из тумана, из осенней вечерней мглы; она парила над
землей, приближаясь со стороны кургана. Значит, в развалинах кто-то
прятался? Кто? Заблудившийся путник? Призрак? Дух, не нашедший дороги на
Серые Равнины?
Нет, не призрак... Фигура существа, безмолвно скользившего к костру,
становилась все более плотной, материальной, и Конан, впиваясь взглядом в
ее неясные очертания, внезапно понял, что перед ним женщина. Гибкий стан,
длинное полупрозрачное платье, темные волосы, разметавшиеся по плечам,
пунцовые губы, белый мрамор щек... Настоящая красавица! И выглядит так,
словно шагнула в эту дикую степь прямо из гаремных садов Аграпура!
Конь снова испуганно заржал, но Конан, уже не обращая внимания на
скакуна, направился к костру. Женщина застыла перед ним, опустив руки с
тонкими изящными пальцами; ее одежды просвечивали почти насквозь, и
киммериец видел стройные округлые бедра, призывно темнеющий меж ними
треугольник лона и две совершенные чаши с алыми бутонами сосков. Странно,
она манила и, в то же время, отталкивала его... Но притяжение оказалось
сильнее, и Конан, положив мечи рядом с дорожным мешком, спросил:
- Кто ты?
- Инилли...
Словно птица прощебетала в ответ.
- Где твой дом?
Она небрежно повела рукой куда-то за спину, не то показывая на холм,
не то имея в виду север. Но эта красавица не походила на северных женщин,
светловолосых и сероглазых; разглядывая ее лицо, Конан все больше терялся
в догадках, ибо подобных ей раньше не встречал. Южанки были смуглы и
подвижны - в крови их кипело солнце; среди северянок, зрачки которых
отливали льдом или серой хмуростью неба, редко встречались темноволосые, с
черными глазами. И ни у тех, ни у других не было пунцовых припухлых губ,
ярких, словно лепестки розы!
- Что ты здесь делаешь? - спросил Конан, не отводя взгляда от лица
женщины.
Снова неопределенный жест рукой. Внезапно киммериец почувствовал, что
спрашивает не о том; никакого значения не имело, откуда она, как очутилась
в дикой степи, что делает здесь ночной порой. Инилли! Имя ее звучало как
птичий вскрик. Инилли! Ее глаза притягивали, не отпускали... Конан шагнул
вперед. Ближе... еще ближе...
- Чего ты хочешь? - Голос его звучал хрипло, словно надсадный рык
боевого рожка.
- Согрей меня...
- Хочешь вина?
- Нет. Согрей меня...
- Тогда подсаживайся ближе к костру, - киммериец кивнул на
расстеленный плащ.
Инилли опустилась на колени. Край ее длинного полупрозрачного одеяния
взметнулся, обнажив бедро - такое же беломраморное, как кожа рук и шеи.
Повернув голову, она следила, как Конан расстегивает пояс.
Стащив затем сапоги, он присел рядом с женщиной, жадно вдыхая
исходивший от нее горьковатый аромат. Этот запах туманил сознание.
- Ну, согрелась?
- Нет... - Черные зрачки расширились, замерцали, как две звезды.
- Но ты же сидишь у самого огня!
- Огонь меня не греет... Мне нужно другое тепло...
Придвинувшись ближе, Конан коснулся ее бедра. Оно было упругим,
нежным - и холодным, как лед. Его ладонь двинулась выше, задирая невесомую
ткань.
- Да, я вижу, ты совсем замерзла! - Теперь он гладил живот Инилли,
прислушиваясь к ее участившемуся дыханию. Или то клокотал воздух в его
собственном горле?
- Согрей меня...
- Ты не знаешь других слов?
- Согрей меня...
- Согрею... Клянусь Кромом, никто не согреет тебя лучше по эту и по
ту сторону Вилайета! - Конан потянул через голову тунику.
Теперь в глазах Инилли горело настоящее пламя. Ее пунцовый ротик
приоткрылся, влажным перламутром блеснули мелкие ровные зубки, соски
отвердели под жадными пальцами киммерийца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201