И ничуть не хуже, чем у белокурой гандарландки, хоть и не
такое пышное да зрелое!
Он поцеловал ее и сказал:
- Ты шустрая малышка. А где твоя подруга? Тоже шустрая,
со светлыми волосами?
- Она быть вчера, - хихикнув, объяснила кхитаянка. -
Вчера быть светлый волос, сегодня - темный.
- А завтра? - спросил Конан.
- Завтра - рыжий.
Конан снова поцеловал ее, размышляя о том, что жены
старого Хирталамоса, видно, привыкли делить все поровну.
Вот и его поделили! Но он ничего не имел против. Светлый
волос, темный волос, рыжий волос... Ну и прекрасно!
Разнообразие украшает жизнь!
То-Ню постаралась его в этом убедить - со всей страстью
и жаром истосковавшейся по ласке женщины. Прошла середина
ночи, небесная сфера повернулась еще на четверть оборота,
но ничто не нарушило покоя и тишины; лишь сладкие стоны
звучали во тьме да звуки поцелуев. Не слышались воровские
шаги, не гремела сталь, не свистели дротики и ножи, не
трещали ветви, не царапал о стену железный крюк; петухи
тоже безмолвствовали - до поры до времени.
Когда они заорали, То-Ню взвизгнула от неожиданности, а
Конан вскочил, будто подброшенный пружиной. С проклятьем он
промчался через сад, с мечом в одной руке и ножом в
другой, преодолел калитку и ворота, прыгнул внутрь
курятника и склонился над клеткой. Вся она была усеяна
перьями и залита кровью, а у головы его, уже изгрызенной
острыми зубами, приник к земле гибкий зверек с коричневатой
шкуркой. Глаза его сверкали, пасть была полуоткрыта и,
судя по всему, он не собирался уступать добычу без боя.
Одним стремительным ударом Конан проткнул хорька и
огляделся. Куры в панике прыгали среди корзинок-гнезд,
петухи вопили, хлопая крыльями - не то рвались в битву, не
то призывая на помощь. Убитый зорь, очевидно, пожаловал
сюда не один, а с целой компанией; и Конан, сообразив, что
дело плохо, бросил меч, схватил факел и принялся
осматривать птичник. Его тяжелый длинный клинок был почти
бесполезен против увертливых зверьков, но метательные ножи
разили без промаха; рассвет еще не наступил, а на земле уже
валялось с полдесятка маленьких кровопийц. Остальные,
скорей всего, сбежали, ибо птичий гвалт смолк, и петухи,
один за другим, принялись опускаться на свои насесты.
Конан вытащил мертвых хищников за изгородь и швырнул их
рядом с трупами людей Сагара. Пестрая пошла жизнь,
промелькнуло у него в голове: вчера - шакалы, сегодня -
хорьки... вчера - светлый волос, сегодня - темный... Он
пнул хорьков ногой, соображая, сколько спросить с
Хирталамоса за голову. С одной стороны, по своим скромным
размерам хорьки на десять золотых не тянули; с другой, в
птичнике эти зверюшки были куда опаснее людей.
Так и не решив этой проблемы, киммериец вернулся к
клетке, очистил ее от перьев и крови, достал тело погибшего
доблестной смертью бойца, а на его место посадил нового,
первого попавшегося. Быть может, этот как раз и был Фиглей
Великолепным - во всяком случае, Конану он показался ничем
не хуже офирского сокровища ценою в тысячу золотых.
Потом киммериец задумчиво оглядел петуха с
перегрызенной глоткой. Этот вряд ли являлся
Фиглатпаласаром, так как самому великому бойцу петушиного
племени полагалось бы совладать с хорьком; пусть не
прикончить его, но оборониться.
- Ну, а коли не оборонился, пожалуй на вертел, -
пробормотал Конан, протыкая петуха обгоревшим дротиком.
Он высек огонь, растопил печь и, ощипывая птицу,
принялся размышлять о грядущем дне - вернее, о грядущей
ночи. Хорьки, шакалы, две женщины, два петуха... Что будет
на третье? Этот вопрос пока оставался туманным, если не
считать намеков То-Ню относительно рыжеволосой Валлы. На
сей счет Конан мог быть спокоен; но какую каверзу приготовит
ему Сагар? Возможно, не стоит дразнить рябого... Пусть
думает, что стая хорьков расправилась со всеми курами и
петухами Хирталамоса... Пусть сейчас торжествует победу,
получает с Пирия Флама обещанную мзду, а там посмотрим!..
Поглядим, что случится в рахават!
Конану однако представлялось, что выход сей не для
него; он не привык к уступкам, а хитростям предпочитал
добрый удар клинка. Сегодня, как и прошлой ночью, он вышел
победителем; он поспел вовремя, он отразил атаку, он
выиграл и не собирался скрывать своего торжества. Тем
более, что нападение оказалось подлым! Да, подлым! И Сагар
вместе с Пирием Фламом еще поплатятся за это!
Задумавшись о планах мести, он едва не спалил свое
жаркое. Тушка подгорела с одного бока, а с другого
выглядела сыроватой, но такие мелочи Конана не смущали;
вцепившись крепкими зубами в птичью грудку, он вырвал
кусок, быстро и жадно прожевал, откусил снова. Вскоре от
петуха осталась лишь горстка костей да две голенастые,
дочиста обглоданные ноги. Мясо у него было таким же сочным и
нежным, как у вчерашнего.

* * *

Конан распростерся на крыше, у самого потолочного люка,
упираясь в его закраину подбородком. Внизу, в длинном
сарае, сложенном из кедровых бревен, мирно дремали куры и
петухи; меж петушиными насестами и гнездами кур стояли
пара топчанов да печка, за которой, в полутьме, у задней
стены, виднелось несколько клеток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15