А ты - ты сгниешь в
саркофаге!
Конан молча переступил порог и огляделся.
Башенка была двухэтажной, и в нижнем помещении
располагалась охрана. Всего шесть человек; трое, в полном
вооружении, стояли у спиральной лестницы, что вела наверх,
и столько же, без шлемов и кольчуг, но с мечами у пояса,
отдыхали, сидя на корточках у невысокого стола. Посреди
него Конан узрел небольшую плоскую флягу, и еще два десятка
таких же фляжек - на полке у полупрозрачной стены. В руках
у солдат были кубки, однако совсем крошечные, на один
глоток, что изрядно удивило киммерийца. Ослиную мочу
хлебать такими чашами, промелькнуло у него в голове.
Он замер, сильно втянул носом воздух и повернулся к
магу.
- Вино! Почему ты не дал мне вина, безволосая крыса?
Тоиланна злобно ощерился.
- Хватит с тебя мяса, меда и сухарей! А вино... Боюсь,
наше грондарское вино будет слишком крепким для твоей
башки!
- Надо попробовать, - сказал Конан и потянулся к фляге
на столе. Пахло из нее недурственно.
Но солдаты, налегая на палки с ошейниками, потащили его
к лестнице. Киммериец выругался; жесткие ремни резали шею
и сдавливали глотку. "Вина жалеешь, бледная немочь! - с
яростью подумал он про мага. - Ничего! Скоро окажешься на
дне, а я тебе помогу нахлебаться соленой водицы!"
Два солдата шли впереди, волоча его по лестнице, двое
придерживали сзади. Последним поднимался крючконосый колдун.
Так они и забрались наверх, в округлую камеру, стены
которой сияли и переливались подобно шлифованным вендийским
алмазам. Конан прижмурил глаза, потом, привыкнув, раскрыл
их пошире, уставившись на три полупрозрачных саркофага,
окруживших массивную колонну - из того же вещества,
походившего на алмаз или хрусталь. Два саркофага были пусты,
а в третьем лежал волосатый Арргх, и звероподобное его лицо
искажала страдальческая гримаса. В колонне пульсировал
голубой огонь; вспышки его были медленными и ритмичными, и в
такт им челюсть Арргха подрагивала, а могучие руки
дергались, как у тряпичной куклы. Однако волосатый спал, и
какие б кошмары не грезились ему в колдовском забытьи,
пробудиться по своей воле он, видимо, не мог.
Тоиланна откинул крышку с одного из свободных
саркофагов, солдаты подвели к нему Конана, разом сдернули
петли и толкнули его внутрь. Жесткое ложе обожгло холодом
нагую спину и босые ноги, ибо иной одежды, кроме коротких
туранских шароваров да мягкого кушака, у киммерийца не
имелось. Таким он покинул палубу гибнущего "Ильбарса" и
таким лег в этот алмазный гроб. Но теперь у него не было
даже кинжала.
Вспомнив про свой клинок с витой серебряной рукоятью,
что висел сейчас у пояса мага, Конан встрепенулся и
пробормотал:
- Ты, крючконосый! Украл мой нож, так? Отдай!
- Зачем тебе?
- Я не усну, если рядом не будет оружия.
- Уснешь! Все засыпают, и ты уснешь, поганое семя! -
Глаза мага зловеще сверкнули.
- Отдай кинжал, - повторил Конан. - Здесь нет ни
циновки, ни ковра, так я положу его под голову. Будет
вместо подушки.
Но Тоиланна не собирался вступать с ним в спор и с
лязгом задвинул крышку. Конан тут же вцепился крепкими
пальцами в плечо, царапая кожу. Кинжал выпросить ему не
удалось, и он не мог нанести рану посерьезней, которая не
дала бы ему уснуть, но боль от царапин тоже казалась весьма
заметной. Прислушиваясь к ней, он начал размышлять о
несчастливом морском походе, закончившемся для "Ильбарса" в
каменных драконьих челюстях. Три туранские галеры, -
"Ильбарс", "Ксапур" и "Ветер Акита" были посланы к
Жемчужным Островам за данью, которую обычно переправлял в
столицу властитель Шандарата, вассал туранского владыки. Но
советники Илдиза полагали, что не весь драгоценный жемчуг
попадает в аграпурские сокровищницы, и потому три боевые
галеры с отборными солдатами были посланы на север. В этом
походе можно было обогатиться, и Конан, как остальные Синие
Тюрбаны, полагал, что ему привалила удача.
И чем же все кончилось? Его изловили, как куропатку, и
запихнули в стеклянный гроб! А остальные - и гребцы, и
моряки, и воины - уже покоятся на дне морском...
Он стал вспоминать всех поименно, начиная с Кер
Вардана, шкипера, и Дайлассема Айя, командовавшего
полусотней солдат, что плыли на "Ильбарсе". Прозвища своих
соратников и матросов он знал, а вот с подневольными
гребцами дело обстояло хуже - у них, по большей части, не
было ни кличек, ни имен. Тогда Конан начал представлять их
лица, и вскоре ему показалось, что он сидит на гребной
палубе вместе с невольниками, что под ним жесткая и мокрая
скамья, а в руках его весло. Затем киммериец услышал мерные
удары барабана, задававшие темп гребли, и навалился на
рукоять. Толстая, отполированная прикосновениями
человеческих пальцев, она ходила в его ладонях взад-вперед,
взад-вперед; он ощущал упругое сопротивление волны, но не
слышал ни завывания урагана, ни хриплых вздохов гребцов, ни
окриков надсмотрщика; лишь барабанный грохот бил и бил в
уши, призывая поторопиться. Грести с каждым мгновением
становилось все тяжелей, но он знал, что останавливаться
нельзя, и со всей силой наваливался на рукоятку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16