Следующая
волна забросила его чуть дальше, прижав к мокрому и
шершавому боку гранитного утеса; вцепившись в надежный
камень, Конан вырвался из влажных морских объятий и пополз
вверх, цепляясь за крохотные выступы, нашаривая края
спасительных трещин. Море разочарованно шипело ему вслед,
пыталось слизнуть темным валом, но он был быстрее
медлительных валов - лишь пена оросила его ноги да холодные
брызги окатили спину.
Пожалуй, никто из экипажа "Ильбарса" не сумел бы
взобраться на эту скалу. Туранцы по большей части были
жителями равнин и пустынь, а наемники из Бритунии и Немедии
тоже не видели настоящих гор. Может, и доводилось им
странствовать среди остроконечных пиков да крутых перевалов,
но вряд ли в зимнее время, когда камень покрыт снегом и
льдом, и от того любая дорога в горах делается стократ
опасней. Но Конан был киммерийцем и не боялся ни
обледеневших утесов, ни отвесных скалистых стен, ни
головокружительной высоты; он полз по скользкому и мокрому
откосу с ловкостью ящерицы и искусством жителя гор,
которому что плоский камень, что вставший на дыбы - все
едино. Камень, по крайнем мере, был твердым, что
представлялось Конану немалым преимуществом сравнительно с
зыбкой и предательственой водой.
Забравшись на самый верх, он встал на ноги, распрямил
спину и огляделся. Темное небо, темное море, серые скалы...
Когда-то некий дух (Шеймис, сумеречный дух из романа Майкла
Мэнсона "Конан и дар Митры") странное и жалкое существо,
уроженец сей безотрадной пустыни, толковал ему об этих
местах... Тогда они представлялись Конану царством покоя и
тишины, но сейчас он вряд б ли согласился с таким
утверждением: в небесах метались тучи, у подножий скал
грозно рокотало море, а Драконья Челюсть с жадностью
перемалывала останки туранского корабля. Оттуда уже не
доносилось ни людских воплей, ни криков - только едва
слышный трест лопающихся канатов да скрежет дерева о
камень. И нигде, до самого туманного горизонта, Конан не
видел ни мачты, ни паруса, ни весел, вздымавшихся над
бортами. Выходит, "Ксапур" и "Ветер Акита" понесло в
другую сторону... а может, они укрылись у Жемчужных
Островов, бывших целью этого несчастливого похода... а
может, уже пошло на дно морское...
Конан выругался, помянув Нергала, Сета и всех злобных
демонов, властителей вилайетских бурь, ураганов и штормов.
И туранцы, и немедийцы, и бритунцы, служившие, как и он
сам, владыке Аграпура пресветлому Илдизу, были ему добрыми
товарищами, и за последний год он пролил рядом с ними
немало крови, а еще больше выпил вина. И все они теперь
пошли на Серые Равнины, в царство Серые Равнины, в царство
Нергала, погибнув не в бою и даже не в пьяной кабацкой
потасовке, а захлебнувшись в мерзкой соленой воде! Плохой
конец для таких славных воинов!
Потом он еще раз оглядел мятущиеся морские дали и
решил, что все могло повернуться хуже. Так ли, иначе, но он
остался жив; правда, без пищи, воды и огня, зато с
кинжалом. Что же касается службы туранскому владыке и
похода на Жемчужные Острова, где сияющие морские перлы
продают по десятку за один золотой, то с этим придется
повременить. Подождать несколько дней, пока он не
доберется до Шандарата, самого северного из туранских
портов... там он узнает, где находятся "Ксапур" и "Акит",
если только злобные демоны не утащили их на дно вместе с
остатками сотни Синих Тюрбанов...
Конан глубоко вдохнул соленый воздух, чувствуя, как
силы возвращаются к нему. Отдых не занял много времени,
хоть сражение с бурным морем и скользкой скалой истомило
киммерийца; но после этих испытаний дорога по камням, под
холодным влажным ветром, казалась ему прогулкой. Он был
молод, вынослив и силен, как буйвол; но, в отличие от
буйвола, он мог многие дни обходится без пищи и не боялся
холода. И он отправился в путь, скользя среди прибрежных
утесов словно тень; босые ноги его ступали уверенно, ветер
развевал пряди черных волос, потемневшие синие глаза то
озирали скалы, то поднимались к темным небесам, то глядели
на полуразбитый корпус "Ильбарса", пронзенный драконьим
клыком. Впрочем, корабль скоро скрылся из вида, и теперь
Конан мог смотреть лишь на камни, море и тучи.
Он шел к закату солнца, огибая северную оконечность
моря Вилайет, а потом собирался повернуть к югу. Там, у
побережья, лежали холодные степи да бесплодные пустыни, и
Шандарат был первым городом, который мог встретиться ему.
Конана, однако, тяготы пути не страшили, ибо в тех пустынях
и степях он уже бывал и помнил, что хоть разжиться в низ
нечем, зато на морском берегу можно обнаружить кое-что
съедобное. Ракушки да водоросли, например: сыт с них не
будешь, а жив - без сомнения. Если же удастся промыслить
рыбу... Конан ощупал свой кинжал, добрый туранский клинок
длиной в две ладони с серебряной витой рукоятью, и
принялся размышлять, сколько жаренных бараньих туш,
копченых окороков да каплунов на вертеле испытали остроту
этого лезвия.
Так он шел и предавался воспоминаниям, пока не
стемнело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16