Так продолжалось долго; быть может, целую вечность
Конан просидел на скамье, не удивляясь, как он, воин,
попал сюда. Голова была пустой, свободной от воспоминаний,
страхов, недоумения, гнева, и знал он лишь об одном: надо
грести. И греб! Греб так, словно от этого зависела его
жизнь.
Что-то лязгнуло, Конан открыл глаза и увидел руки
Тоиланны, сдвигавшие крышку. Потом лицо грондарского
чародея нависло над ним: крючковатый нос, безволосый череп,
огромные водянистые глаза, торжествующая ухмылка на губах.
- А говорил, что не уснешь! - Тоиланна глядел на него с
насмешкой. - Нет, киммерийский пес, в моих саркофагах спят
все! Спят, подчиняясь моей воле!
Повинуясь жесту колдуна, солдаты вытащили Конана из
алмазного гроба. Он едва мог стоять на ногах; в груди его
бушевала ярость, отвращение и стыд. Расцарапанное плечо
горело, но этой боли он не замечал - позор жег сильнее.
Чары проклятого колдуна сломили его волю!
Тем не менее он постарался успокоиться. Если план его
провалился, если он не сумел подчинить своей воле воздушный
корабль, надо было придумать что-то другое. Мысль же его
нуждалась в начальной искре и в топливе; чем больше он
узнает о грондарцах и колдовском судне, там вероятней, что
некая хитрость или уловка приведут к успеху.
Он огляделся. Рассвет окрасил розовым хрустальный стены
башенки и саркофаги, в одном из коих уже лежал Хадр Ти;
колонная меж тремя гробами по-прежнему пульсировала
голубоватый огнем, и теперь Конан знал, что каждый всплеск
магического пламени означал удар незримого весла - каплю
силы, отнятую у распростертого в саркофаге человека. Так,
понемногу, опустошался сосуд жизни, дарованный светлым
Митрой; она вытекала капля за каплей и уходила, словно вода
в песок... Прав был проклятый грондарский колдун!
Солдаты поволокли Конана к лестнице. Внизу все так же
торчали шестеро стражей - возможно, других, чем прошлой
ночью; их бледные лица казались Конану неразличимыми. Он
миновал полку с винными флягами, задев ее боком, покосился
на троицу воинов, сидевших у стола с крошечными бокалами в
руках, снова удивившись тому, сколько они малы. Охранники
тянули его дальше, на палубу, которая была пустынна, и к
темному провалу люка, ведущего в трюм. Ковыляя мимо
высокого фальшборта, Конан успел бросить взгляд вниз. Там,
под неподвижно распростертыми крыльями корабля, колыхалось
облачное море, серовато-белое и текучее, какой никогда не
бывает поверхность воды. Сизых волн Вилайета он не
рассмотрел; судно грондарцев парило на огромной высоте, и
под ним, возможно, находились уже не морские воды, в твердь
земная.
Его запихнули в клетку напротив косматого Арргха,
сунули поднос с едой и задвинули засовы. Учуяв запах пищи,
Конан понял, что голоден; поглядев на нее, решил, что
голоден смертельно. Куда сильней, чем вчерашним утром! Он с
жадностью вцепился в мясо и начал рвать его огромными
кусками, почти не разжевывая и проглатывая с волчьей
жадностью. Постепенно к киммерийцу начали возвращаться
силы; очистив поднос и выпив воду из кувшина, он
почувствовал себя достаточно бодрым, чтобы строить
дальнейшие планы.
Этим он и занимался два ближайших дня, в то время,
когда не спал колдовским сном в хрустальном саркофаге. Он
так и не сумел превозмочь чар крючконосого Тоиланны; стоило
крышке опуститься над Конаном, как он впадал в необоримую
дремоту, лишаясь очередной частицы сил. Кошмары виделись
ему всякие; в первый раз он греб на галере, потом рубил
камень в каменоломне и вращал рукоять огромного ворота,
поднимавшего их колодца бесчисленные кувшины с водой.
Каждый удар кирки и каждый кувшин, как и гребок веслом,
отнимали у него каплю жизни, позволяя проклятому кораблю
грондарцев парить в вышине. Пока что обильная пища и отдых
восстанавливали силы, но Конан уже не сомневался, что через
два или три месяца превратится в такой же мешок с костями,
каким выглядел Хадр Ти.
Кроме еды, сна и размышлений над планом побега, он мог
говорить с соседом - тогда, когда тот находился рядом. Он
испытывал к Хадру все большую приязнь, ибо были они с
одного поля ягодами; оба - могучие воины, наемники и
авантюристы, искавшие славы, чести и богатств. Разве имело
какое-то значение, что битвы Хадра отгремели в забытой
древности, что сражался он бронзовым, а не стальным
клинком, и что стены крепостей, которые он штурмовал, давно
обратились в прах? Суть бесконечной войны не менялась; все
те же внезапные атаки и яростные схватки, кровь и огонь,
удачи и поражения, засады и бегство, добыча и раны, коими
приходилось за нее платить.
Иногда Конан рассказывал собрату по несчастью о другом
- о ранней своей юности, о годах, проведенных в Аренджуре
и Шадизаре, где он обучался воровскому ремеслу. То было
беспокойное время, но и счастливое, тогда он был свободен,
и все доходы его и прибыли зависели только от ловкости
рук, умения, смекалки и отваги. Конечно, солдатское
ремесло почетнее воровства и разбоя, но вряд ли прибыльней,
и Конану случалось не раз пожалеть, что он оставил прежнее
занятие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16