Иногда он сожалел, что люди Никатхи остались в своих вересковых пустошах и лесах. На худой конец он мог бы повести на север и это воинство, преодолев свою неприязнь к пиктам – вот только чем бы закончилось дело? Пикты сражались каменным оружием, а у ванирской дружины Гор-Небсехта наверняка были стальные клинки и копья, крепкие медные кольчуги да бронзовые рогатые шлемы. Нет, думал Конан, против ванов лучше нанять ванов, если не имеешь под рукой кого получше – скажем, киммерийцев.
План его был вполне реальным, ибо смертельной вражды между ванирами и киммерийцами не было. Они то ссорились, то мирились; иногда вместе воевали с асами, иногда ходили в набег на Гиперборею, а временами случалось и обратное: киммерийцы и асиры, вступив в союз, обрушивались на Ванахейм. Многое зависело от вождей, от их междоусобиц и счетов друг с другом. Бывало так, что ван ненавидел вана сильнее, чем асира или киммерийца, и охотно принимал помощь иноплеменников, чтобы пустить кровь сородичу. И потому Конан полагал, что сможет с кем-нибудь сговориться – тем более, что в этих северных краях имя его пользовалось известностью и даже почетом. Вот только бы пикт не сделался помехой… Если он заявится в ванирскую усадьбу с Тампоатой, может случиться что угодно… Ваниры любили пиктов не больше, чем киммерийцы.
Тампоата же, не ведая о сомнениях Конана, бодро шагал вперед, размышляя вслух об обычаях пиктов и киммерийцев, о древних традициях и богах.
– Рассказывала мне мать, – говорил он, – что вашему Крому нет до людей никакого дела. Как появится на свет младенец, посмотрит Кром на него один-единственный раз, и если тот выживет, тогда богу вашему и заботы нет. А не выживет, так кидают младенца псам… Верно ли это?
– Верно, – подтвердил Конан.
– Плохой обычай. Наш Гулл заботится о всякой живой душе, и потому пикты многочисленны, как песок на морском берегу, а киммерийцев мало.
– Зато каждый словно скала, а песок, как ведомо всякому, расступается перед ударом камня.
– И поглощает его, клянусь волчьими ребрами! Нет, пикты – живучее племя, и никакие удары их не страшат! Возьми, к примеру, Семитху, о коем я рассказывал прошлый раз: смог бы киммериец, подобно ему, возродить целое племя?
– Ваш Семитха – хейворк, людоед, – возразил Конан. – Ничем не лучше кутруба! И племя он породил людоедское. Довелось мне поглядеть на ваших пиктов под Тасцеланом, лет восемь назад. В том, что они аквилонскую крепость сожгли, нет позора; в крепости сидели воины, стрелки да копьеносцы. Но потом начали они резать переселенцев, а тела их подвергать осквернению – полосовать ножами, выкалывать глаза, вырывать кишки. К чему?
– А разве киммерийцы не вырезают у врагов печень? – вскинулся Тампоата.
– Только у воинов. Я же говорил о мирных переселенцах.
– Мирных, как же! Она заняли исконные наши земли за Громовой рекой! Конаджохара и Боссонские топи издревле принадлежали пиктам!
Это было истинной правдой, и Конан ничего не ответил. Наступило молчание; путники медленно пробирались вдоль скал, не забывая поглядывать по сторонам. Безлюдные земли, разделявшие Пустоши Пиктов и Ванахейм, кончились, и теперь они могли в любой момент наткнуться на какую-нибудь усадьбу или на охотника-вана. Слева от них, на расстоянии полусотни локтей, тянулись прибрежные утесы, справа уходила на восток, широкая равнина, покрытая мхом и первыми ростками травы; в ванахеймской тундре наконец начиналось лето, короткое, как хвост сирюнча.
Разговорчивый пикт не мог вынести долгого молчания. Отбросив капюшон на спину, он поинтересовался:
– Про каких хейворков и кутрубов ты помянул? Что это за твари? И водятся ли в здешних местах?
– Хейворки – сыновья Ледяного Великана Имира, – пояснил Конан, – Ростом они втрое выше обычных людей и приходят вместе со снежными бурями. Сила их велика, но и от этих гигантов можно оборониться: не любят они жарких костров, раскаленных камней очага да черного теплого дыма. Опасней дочери Имира, ледяные девы. Пляшут они обнаженными среди вьюг, чаруют путника своим белоснежным телом и замораживают до смерти. Одни говорят, что можно отогнать их заколдованным железом, другие же уверены, что нет от них спасенья! Видел я одну…
– Когда? – с жадным любопытством спросил Тампоата.
– Лет шесть или семь прошло. Ходили мы тогда в набег с асирами на ванов. Все полегли в бою, кроме меня… Тут она и явилась!
– Как же ты спасся? Киммериец пожал плечами.
– Дело случая! Шли за мной побратимы, асы Ньорд и Хорса… Они-то и нашли меня, обмороженного, в снегу. Нашли, отогрели и спасли… А потом поведали о колдовских плясках Имировых дочерей… Правда, страшны эти девы лишь мужчинам, а над женщинами у них власти нет.
– Почему? – подала голос Зийна, обласкав Конана взглядом голубых глаз.
– Потому, малышка, что дочери Имира склоняют мужчин к любви и к смерти в своих ледяных объятьях. А женщине обниматься с женщиной толку нет.
– Значит, твоя девушка нас спасет в случае чего, – ухмыльнулся Тампоата. – И сейчас тепло, не время для метелей и вьюг… Стоит ли опасаться?
– Опасаться стоит всегда, – молвил Конан. – В Ванахейме даже летом падает снег.
Они снова замолчали, потом Зийна напомнила:
– Ты еще говорил о кутрубах…
– Кром! Эти твари опасней ледяных хейворков, потому как умеют летать! И еще они вечно голодны и пожирают людей словно баранов, фаршированных фисташками. Но водятся кугрубы в жарких краях, в горах и пустынях Иранистана, так что здесь они нам не страшны.
– И с ними тебе доводилось встречаться? – спросил Тампоата.
– Доводилось. С одним сидел я вместе в стигийской крепости, в темнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101