Странно, что Дайома, владычица сонного царства, лишила свого слугу способности видеть сны. Быть может, она считала, что, пребывая в состоянии камня, серокожий выспался на всю жизнь? Или сны, по ее мнению, помешали бы ему действовать быстро и эффективно?
– Отправляйся вниз, – повторил Конан, – и делай что велено. Чтоб я не видел твоей серой рожи до завтрашнего утра!
Глядя в спину удалявшегося голема, он подумал, что Зийна была бы куда лучшим и более приятным спутником в странствиях, чем Идрайн. Если бы он мог выменять ее у Гирдеро на этого каменного олуха! Или украсть… с ее согласия, разумеется.
Согласие он получил на следующее утро, потолковав с девушкой в предрассветный час. Она то и дело пугливо посматривала на дверь капитанской каюты – видно, боялась, что Гирдеро проснется и обнаружит ее отсутствие; но страх не мешал ей подставлять Конану губы, теплые, мягкие и покорные, совсем не похожие на огненные алчущие уста Дайомы. Пользуясь сумраком, Конан устроил девушку у себя на коленях, приподнял ей тунику и уже начал ласкать упругие бедра и трепещущую грудь, как над горизонтом показался краешек солнца. А вместе с ним пришел Идрайн.
Конан, увлеченный своим делом, не заметил его, но вдруг девушка тихо взвизгнула, вырвалась из его объятий и, оправляя одежду, исчезла в каюте Гирдеро. Киммериец, разъяренный, вскочил на ноги.
– Ты… ты… Шакалья моча, пес, отродье пса!
– Солнце всходит, господин, – невозмутимо заявил голем. – Ты велел не показываться на глаза до утра, но утро уже наступило.
Споры были бесполезны; этот каменный истукан понимал приказы буквально. Временами Конану казалось, что они с Идрайном знакомы не пару дней, а целую вечность – и целую вечность этот болван преследует его, появляясь в самый неподходящий момент. От серокожего надо было избавиться! Хотя бы потому, что киммерийцу голем мнился недреманным оком Дайомы, постоянно нацеленным ему в затылок. Владычица Острова Снов будто бы следила за своим возлюбленным в два глаза: через магическое зеркало и с помощью бдительного Идрайна. Конану это не нравилось. Совсем не нравилось!
– Женщина Гирдеро была с тобой, – равнодушно отметил голем.
– Была, – рыкнул Конан. – Ну и что?
– Если кто-нибудь из зингарцев заметит и донесет Гирдеро…
– Вот тогда и возьмемся за топоры, серое чучело! Мысль насчет топоров запала, видно, в голову Идрайна, и в ближайшие дни он все чаще приставал с этой идеей к своему господину. Вот и сегодня:
– Отчего ты не хочешь порубить команду, господин? Самое время… Перебьем всех, а первым – этого Гирдеро… Не нравится мне он. Что-то замышляет…
Замышляет, точно, – подумал Конан. Он не раз уже ловил косые взгляды зингарца, а вчерашней ночью Зийна поведала ему, что Гирдеро притащил из корабельной кладовки и спрятал в своем сундуке две пары кандалов с цепями толщиной в три пальца. Вероятно, затем, чтоб были под рукой, когда понадобятся… Не прав ли Идрайн, предлагая перерезать экипаж «Морского Грома»? – мелькнуло у киммерийца в голове. Он мысленно взвесил оба плана: принять открытый бой или тайно покинуть корабль на одной из лодок, прихватив с собой Зийну, а взамен оставив Гирдеро серокожего голема. Первое представлялось ему более достойным и славным, второе – более разумным.
Будучи человеком быстрых решений, иногда действующим под влиянием импульса, Конан избрал второй вариант. Не потому, что его беспокоила схватка с многочисленной и хорошо вооруженной командой «Морского Грома», но скорей из-за Идрайна. С этим настырным спутником Конану хотелось расстаться, и побыстрее! Что же касается схваток и драк, то он подозревал, что на пути к Кро Ганбору, в пиктских чащобах и ванахеймской тундре, их будет предостаточно. Стоит ли сожалеть о том, что ему не удастся свернуть шею Гирдеро, этому зингарскому петуху? В конце концов, у него были иные задачи: добраться до замка Гор-Небсехта и отомстить за свою «Тигрицу» – а заодно и избавиться от Дайомы.
Сунув руку в сапог, Конан погладил рукоятку своего стигийского кинжала и ухмыльнулся, представив, как лезвие пронзает грудь колдуна и обращается в прах. Ядовитая кровь Нергала! Он швырнет обломки к ногам рыжей ведьмы и распрощается с ней навсегда! Ему не нужны ни ее богатства, ни она сама, ни видения славы и власти, что убаюкивали его по ночам! Ее остров – та же тюрьма, позолоченная клетка для павлина! А он не павлин, он – ястреб… Внезапно Конан понял, что Идрайн снова толкует о своем – как бы перебить команду и завладеть судном. «Перебьешь, серая шкура, – подумал киммериец, – перебьешь, когда меня не будет на борту». Он поднялся, в раздражении пнул ногой лодку и властным жестом прервал Идрайна.
– Устал я от тебя, нечисть. Иди-ка вниз и спи. Или думай о том, что станешь делать, превратившись в человека.
Скрипнула дверь капитанской каюты, и на палубе появился Гирдеро – как всегда, в блестящем полированном панцире, в шлеме с пестрыми перьями, высоких сапогах кордавской кожи и роскошных бархатных штанах с разрезами по бокам. Любовь к пышному убранству – к сияющей стали, начищенной бронзе, плюмажам, бархату и шелкам – была национальной чертой зингарцев, отчасти компенсировавшей их мрачность и серьезность, так несвойственную прочим жителям юга. Зингарцы, особенно люди благородной крови, совсем не походили на веселых аргосцев с их трескучей быстрой речью, и на говорливых шемитов, удачливых купцов и искусных ремесленников. Отличались они и от обитателей Стигии, чья обычная угрюмость объяснялась темным и ужасным культом Сета, Змея Вечной Ночи, довлевшим над берегами Стикса, и отягощенностью тайными колдовскими знаниями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101