С ней очень трудно общаться, мне иногда хочется бросить ее, пусть живет как знает. В общем, она уверена, что ее будущее превосходно.
– Другого и нельзя ей пожелать, – сказала Хосефа.
– Тебя невозможно понять, Хосефа, – возразил Диего. – Ты реши: либо ты с одними, либо с другими, невозможно сразу угодить и нашим и вашим.
– Почему ты так говоришь? – ответила ему Хосефа, нюхая рыбу. – Думаю, что я переборщила чили.
– Диего хочет сказать, что нельзя одновременно ждать, чтобы что-то изменилось, и желать, чтобы все было хорошо у нынешних хозяев жизни, – объяснила Милагрос. – Ты действительно переложила чили, но рыба вкусная.
– Нет, невкусная, – возразила Хосефа.
– Давно такой вкусной не ел, – сказал Диего. – Тебе не нравится, Эмилия? Почему ты не ешь?
– У Соль кольцо на полпальца, – сказала в ответ Эмилия. – Даже кажется, что она так и завалится набок.
– И поэтому ты не притронулась к еде? – спросила Хосефа.
– Я не очень голодна.
– Все равно поешь, – сказала Милагрос. – Делай запасы на голодный год.
– Почему ты сейчас так упорно говоришь об этом? – спросила ее сестра.
– Потому что я прочитала много книг о войне, – ответила Милагрос.
– Только не рассказывай нам о ней! – взмолился Диего. – А ты, Эмилия, на всякий случай зря не переводи еду. Тебе хочется иметь кольцо, как у Соль?
– Зачем оно ей? – спросила Хосефа. – Она разумная девочка.
– Чтобы быть неразумной. Пойдем в пятницу в цирк? Или, может, ты чувствуешь себя слишком взрослой? – спросила Милагрос Вейтиа.
– Пойдем, – сказала Эмилия, снова отодвигая рыбу. – А когда?
– Представление будет завтра и в воскресенье.
– А что за цирк? – спросила у нее Хосефа.
Милагрос стала рассказывать о столичном цирке «Метрополитано». Его хозяин собирался пожертвовать на избирательную кампанию Мадеро половину своих сборов в Пуэбле.
– Если он об этом заявит, то потеряет третью часть публики, – сказал Диего.
– Но он этого не сделает. Я точно знаю, так как мне поручили вчера вечером убедить его в этом.
– Как же ты его убедила? – спросила Хосефа.
– Убедительными аргументами, сестренка. Не волнуйся, я не запятнала честь семьи.
– Если от нее хоть что-нибудь еще осталось, – сказал Диего.
– По правде говоря, мы еще не оправились от брака Хосефы. Представь себе, выйти замуж за никому неизвестного парня, только что приехавшего с Карибского моря.
– Да, я приехал оттуда, но нельзя сказать, что я не был известен. Здесь меня никто не знал в силу вашего полного невежества. Жители этого города всегда думали, что все, что им неизвестно, просто не существует. Но я был знаменит там, где я бывал, – сказал Диего и поцеловал свою жену за ушком.
– Пойдем-ка, Эмилия, тут намечается важное собрание. Пойдешь со мной к твоему свекру? – спросила Милагрос, имея в виду доктора Куэнку.
– Да, – ответила Эмилия, вскакивая со стула.
– Милагрос, не морочь ей голову. В один прекрасный день явится Даниэль, привезет американскую жену, посмотрим тогда, как ты будешь ее утешать, – предостерегла Хосефа.
– Никто никого не может утешить, но может вселить надежду. Мы только узнаем, доставил ли посыльный письмо, и вернемся, – сказала Милагрос, напоминавшая сейчас девочку-подростка. – Давай, Эмилия, поцелуй мамочку так крепко, чтобы этот поцелуй не успел высохнуть за те полчаса, что мы будем отсутствовать. Мы скоро увидимся, свояк, у тебя есть время успокоить новую представительницу радикалов.
– Не смейся надо мной, Милагрос, – попросила Хосефа.
– Я говорю это с энтузиазмом, сестренка. Пока, – сказала Милагрос, потянув за собой Эмилию, которая тем временем запустила палец в карамель на флане.
Через час они вернулись в теплую гостиную дома Саури. Было тихо, но свет еще горел.
– Твои родители; жгут электричество, как будто не им за него платить, – сказала Милагрос. – Надо же! Оставить все лампы включенными. Ну, что тебе пишет Даниэль?
– Ты же знаешь, пустяки, – ответила Эмилия, складывая письмо и пряча его под блузкой.
Милагрос упала в кресло, словно она много танцевала и обессилела. Эмилия села напротив нее, положив поднятые ноги на плетеное кресло-качалку. При этом она как-то ухитрилась свернуть их кренделем.
– Ты в этой позе похожа на змею, – сказала ей Милагрос.
– Я богиня майя, – ответила ей Эмилия.
– Богини так не сидели.
– У моего папы есть одна, она сидит точно так же, – сказала Эмилия, вставая и направляясь за фигуркой, которая хранилась в ящике письменного стола Диего Саури и которую она всегда считала одним из самых ценных предметов своего будущего наследства.
Она показала статуэтку Милагрос, и та стала вертеть ее в руках.
– Сядь снова, как она, – попросила она Эмилию и поставила фигурку на стол, чтобы попытаться сделать то же самое.
– И чего они добивались этой позой? – спросила Милагрос.
– Покоя, – ответила Эмилия. – По крайней мере, так говорит мой папа, но ты знаешь, что он любит фантазировать.
Хосефа, услышав их голоса, доносящиеся из гостиной, через некоторое время покинула свою спальню, чтобы поучаствовать в разговоре. Эмилия принялась что-то рассказывать и час спустя их языки так раскалили воздух, что разбудили Диего.
– Вы не собираетесь ложиться спать? – крикнул он км из спальни. – Уже полночь.
Хосефа, не вставая с кресла, предложила составить им компанию.
– Мы приводим в порядок мир, нам могут понадобиться твои советы.
– Вы слушаете мои советы, чтобы сделать все ровно наоборот, – сказал Диего, не поднимая головы от подушки.
– Но они для нас ориентир, жизнь моя, – заверила его Хосефа. – Иди сюда, – снова позвала она, когда увидела его в коридоре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100