Пожалуй, я успею к финалу «Мессии», прежде чем кардинал Богатырев начнет служить полуночную мессу.
Марк нашел младших сестер и брата в той части Променада, где изображалось греческое Рождество. Полтроянцы в жутких костюмах калликанцароев — подземных злых духов — вели осаду семьи, изображаемой актерами-людьми, которая собиралась приступить к праздничному обеду в деревенском домике девятнадцатого века. Гнусные уродцы, волосатые и горбатые, прискакали верхом на уродливых роботолошадках и гигантских петухах. Их вождь прихромал пешком, заключая демоническую кавалькаду. Его отличали рогатая, гротескно распухшая голова и непропорционально большой детородный член. Визжащим юным зрителям он представился как Коутсодаймонас и поклялся лишить невинности всех девушек в домике — а потом и всех девственниц, которые сейчас смотрят на него.
Мари и Мадлен захихикали, а маленький Люк проворчал:
— Не понимаю, при чем тут Рождество.
Калликанцарои взобрались на крышу домика и посыпались в трубу. Внутри они навели ужас на обитателей, помочились в пылающий очаг, вспрыгнули на спины взрослым и вынудили их скакать и плясать.
— В греческом фольклоре, — небрежно объяснил Марк, — мир держится на гигантском дереве. Согласно сказанию, эти демоны весь год стараются его срубить, но рождение Христа — а прежде, вероятно, какого-то древнего бога — кладет конец их покушениям: дерево остается невредимым. Потерпев неудачу, разъяренные бесы вырываются из преисподней и принимаются мстить людям на протяжении всех двенадцати дней Рождества. Но их всегда прогоняют с помощью фольклорных колдовских средств.
«Дети» в осажденном доме метлами и веточками иссопа выгнали своих безобразных мучителей наружу. Чтобы помешать им вернуться через трубу, в очаг положили огромное полено — его огонь и дым спасали от демонов. Едва дом был очищен от нечисти, «мать семейства» начала раздавать смоченные вином булочки калликанцароям.
Угостили булочками и зрителей, к полному посрамлению демонов, которых затем прогнал актер, одетый деревенским священником, — он побрызгал везде святой водой и запел с «семьей» греческую рождественскую песню.
— Ну, ладно, — сказал Марк властно. — Посмотрели, и хватит. Папа нас ждет.
— Ну-у-у… — протянул Люк. — А мы хотели пойти на представление мексиканцев и разбить рождественский горшок!
Странная аура этого бледного белокурого десятилетнего мальчика все еще сохраняла следы врожденных отклонений от нормы, от которых его удалось в значительной мере избавить с помощью экстенсивной генной инженерии и микрохирургии. Однако ему все еще угрожали травмы и болезни, к которым у подавляющего большинства людей теперь был полный иммунитет.
— А я хотела посмотреть представление «Рождественской песни», — сказал Мадди.
Мари вздохнула.
— Наверное, придется тащиться на мессу со всеми прочими.
— Вот именно, — сказал Марк, подгоняя их принуждением. — Пошли!
Миновав рощу рождественских елок, они вышли на запруженную толпами площадь, где за одну ночь, как по волшебству, на месте экзотических садов, украшавших ее еще накануне, выстроили шесть храмов. (Церкви эти вместе с прочими атрибутами Рождества исчезнут в день, который на Орбе соответствует 26 декабря на Земле.) Кроме молящихся, поспешавших в свои храмы, площадь заполняли веселящиеся люди и нелюди, а в ее центре красовалось изображение рождения Иисуса, выполненное в традиционном провансальском стиле. Вблизи собрались почти все Ремиларды — семеро братьев и сестер со своими многочисленными детьми, женами (у кого они были), а также Дени и Люсиль. Поль стоял несколько в стороне, оживленно беседуя со своим близким другом Ильей Гаврысом. Поль, как и большинство других взрослых, был одет в парадный костюм. После мессы в пляжной вилле дяди Фила в Палиули им и их политическим союзникам предстоял reveillion note 46. Детей ждал ужин по-гавайски под надзором нянь.
— Вон папа, — сказала Мари без всякой радости. — А дядя Илья и тетя Кэт пойдут с нами в церковь?
— Не думаю, — ответил Марк. — Если и пойдут, то не с нами. Папа, вероятно, опять ведет предвыборную кампанию. Он был потрясен, когда Дэвид Макгрегор объявил, что не снимает своей кандидатуры.
Едва Люк увидел отца, как робкая радость в нем совсем угасла, и он уцепился за руку Мари…
— Это… это совсем не похоже на Сочельник! Лучше бы мы сейчас были дома в Нью-Гемпшире.
— Посмотри, как для нас постарались полтроянцы и гии, ты должен быть им благодарен, — попенял ему Марк. — Такого празднования Рождества я нигде не видел. И уж конечно, не в Нью-Гемпшире.
— Я не о том, — пробормотал мальчик. — Зачем все это без мамы? — У него на глаза навернулись слезы.
— Не плачь! — строго сказал Марк, но Люк только опустил голову и еще крепче сжал руку сестры.
Марк глубоко вздохнул. Рискнуть? Поль придет в ярость, если узнает. Но папа как будто даже не вспоминает, а сейчас Сочельник как ни крути, и Люк, мышонок несчастный, совсем нос повесил, того и гляди, распустит нюни…
Он заговорил на их общей персональной волне:
Вот что, ребятки, я бы хотел вам кое-что сказать. Но вы должны держать это при себе. Во что бы то ни стало! Не думаю, что кто-то станет зондировать дурашек вроде вас, но если так случится — или вы непроизвольно излучите — вся наша семья вляпается в такое la merde, что уже не выберется из него.
Марк! ТЫ О ЧЕМ?
(Черт! Я уже и сам излучаю!) Вот что: я скажу вам, если вы согласитесь, чтобы я потом поставил блок в вашем сознании. Самый легкий: дабы вы нечаянно не проболтались во сне или еще как-нибудь. Идет?
Люк сказал: «А блок — это больно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167